Пролетарии и коммунисты 10 страница

«Рабочий, привыкший к почти тропической жаре, к труду, при котором искусство и точность манипуляции были для него бесконечно важнее мускульной силы, привыкший к двойной, иногда тройной плате по сравнению с тем, что он может получить в настоящее время, – такой рабочий, соглашаясь на предлагаемые условия, обнаруживает самоотверженность и благоразумие, делающие ему величайшую честь. В Блэкберне безработные были испробованы чуть ли не на всех возможных работах, ведущихся под открытым небом: они копали вязкую, тяжелую глинистую землю на значительной глубине, производили осушительные работы, дробили камни, прокладывали дороги, копали уличные каналы глубиной 14, 16 и порой 20 футов. Зачастую им приходилось при этом стоять на 10-12 дюймов в грязи и воде и подвергаться действию климата, с которым по сырости и холоду едва ли может сравниться климат какого-либо другого округа Англии, если вообще такой климат где-нибудь встречается. Рабочие держали себя почти безукоризненно; они были готовы брать на себя работу под открытым небом и мужественно выполнять ее...».

Г-н Бернал Осборн, депутат парламента, в одной из речей перед своими избирателями 22 октября 1864 г. говорил, что рабочие Ланкашира вели себя, как античные философы-стоики. А не как овцы ли?

[386] «Я убедился, что у людей получавших 10 ш. в неделю, произвели сокращение на 1 ш., ссылаясь на общее понижение заработной платы на 10%, и затем еще на 1ш. 6п., ссылаясь на сокращение рабочего времени, – итого на 2 ш. 6п., – и, несмотря на это, большинство твердо стояло за 10-ти часовой билль» («Reports of Insp. of Fact. for 31^st October 1848»).

[387] «Подписывая петицию, я в то же время заявил, что совершаю что-то дурное. – Но почему же в таком случае вы ее подписали? – Потому, что в случае отказа меня выбросили бы на мостовую. – Петиционер в самом деле чувствовал себя угнетенным, но вовсе не фабричным актом» («Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848»).

[388] В 1848 г., когда десятичасовой билль прошел через парламент, фабриканты сельских льнопрядилен, принудили некоторых рабочих принять контрпетицию, в которой говорится: «Мы, просители-родители, полагаем, что добавочный час праздности не может иметь никакого иного результата, кроме деморализации наших детей, ибо праздность – мать всех пороков». По этому поводу фабричный отчет от 1 декабря 1848 г. замечает: «Воздух льнопрядилен, где работают дети этих добродетельно-нежных родителей, до такой степени насыщен пылью и частицами волокон сырого материала, что чрезвычайно неприятно пробыть в прядильне хотя бы только 10 минут, так как льняная пыль, от которой нет никакого спасения, проникая в глаза, уши, нос и рот, вызывает мучительнейшее ощущение. Самый труд, вследствие безумной быстроты машин, требует постоянно ловкости и движения при неослабном внимании, и представляется несколько жестоким заставить родителей употреблять слово «леность» по адресу собственных детей, которые, за вычетом времени на еду, 10 полных часов прикованы к такой работе, в такой атмосфере... Эти дети работают дольше, чем батраки в соседних деревнях.

[389] Июньское восстание 1848 – массовое вооруж. восстание парижских рабочих (23-26 июня), "первая великая гражданская война между пролетариатом и буржуазией", крупнейшее событие бурж.-демократич. революции 1848 во Франции. Восстание явилось ответом на наступление бурж. реакции против демократич. прав и свобод, завоеванных трудящимися в результате Февральской революции 1848. Непосредств. поводом к восстанию в Париже послужило решение Комиссии исполнит. власти приступить к высылке в провинцию рабочих, занятых в национальных мастерских, к-рые были организованы для безработных и насчитывали в то время св. 100 т. ч. (эта масса людей, из к-рых многие имели оружие, внушала страх буржуазии и пр-ву). Провокац. действия пр-ва вызвали огромное возмущение среди рабочих. 22 июня по улицам Парижа прошли колонны демонстрантов с возгласами "Мы не уйдем!", "Долой учредительное собрание!". С утра 23 июня на улицах города началась постройка баррикад (в общем ок. 600). Руководство вооруж. борьбой осуществляли "бригадиры" и "делегаты" нац. мастерских, деятели политич. клубов, командиры отрядов нац. гвардии рабочих предместий и пригородов. Общим лозунгом восстания были слова "Да здравствует демократическая и социальная республика!". Этими словами участники восстания выражали свое стремление свергнуть господство буржуазии и установить власть трудящихся. Учредит. собрание вручило 24 июня диктаторскую власть воен. министру ген. Л. Э. Кавеньяку. Из провинции в Париж были вызваны отряды войск, прибытие к-рых дало пр-ву огромный перевес сил над восставшими рабочими. 26 июня, после 4-дневного геройского сопротивления, И. в. было подавлено. Одной из гл. причин поражения И. в. было то, что крестьянство, гор., мелкая буржуазия, обманутые антикоммунистич. пропагандой, не поддержали революц. рабочих Парижа. Подавление И. в. сопровождалось массовыми арестами (ок. 25 т. ч.), расстрелами пленных, ссылкой без суда более 3500 ч., разоружением населения рабочих кварталов Парижа и др. городов. Следствием этого было резкое усиление бурж. реакции и в конечном счете гибель Второй республики, установление во Франции режима бонапартистской диктатуры (1851).

[390] Не говоря уже об общих вредных последствиях ночного труда, непрерывный, длящийся в течении суток процесс производства дает в высшей степени удобный случай для того, чтобы преступить границы номинального рабочего дня.

Г-н Е.Ф.Сандерсон от фирмы Братья Сандерсон и К^о следующим образом высказывается по этому вопросу: «Большие затруднения повлекло бы за собою воспрещения ночного труда подростков моложе 18 лет; главное затруднение в увеличении издержек. Но кроме этого произошла бы потеря вследствие того, что очень дорогие машины половину времени бездействовали бы, и мы были бы вынуждены удвоить размер помещений и количество машин для того, чтобы произвести такое же количество продуктов, которое мы в состоянии произвести при теперешней системе, а это удвоило бы издержки».

[391] в течение первых 5 дней недели по 12 часов, с 6 часов утра до 6 часов вечера, – причем из этого времени ½ часа полагается по закону на завтрак, и 1 час на обед, так что остается 10 ½ рабочих часов, – и в субботу 8 часов, от 6 часов утра до 2 часов пополудни, и причем ½ часа полагается на завтрак

[392] Разуется, одинаково нелепо считать абсолютной христианско-германскую форму семьи, как и древнеримскую, или древнегреческую, или восточную, которые образуют единый ряд исторического развития. Очевидно, что капиталистическое использование труда женщин и детей является источником гибели и рабства, тогда как в других условиях может превратиться в источник гуманного развития.

[393] Революция 1848 года во Франции (фр. Révolution française de 1848) – буржуазно-демократическая революция во Франции, одна из европейских революций 1848-1849 гг. Задачами революции было установление гражданских прав и свобод.

Повод к массовому взрыву возмущения дала сама власть. В те годы во Франции, как и в Англии, возникло движение за избирательную реформу. Раздражённый глава правительства Гизо 21 февраля 1848 года предупредил организаторов, что в случае неповиновения он применит силу. В ответ в Париже начались волнения, уже к вечеру принявшие масштаб революции.

22 февраля парижане стали возводить на улицах баррикады. Как подсчитали позднее, в столице возникло более полутора тысяч баррикад. Толпы рабочих врывались в оружейные лавки и завладевали оружием. Встревоженный Гизо попытался разогнать восставших при помощи войск Национальной гвардии. Однако гвардейцы наотрез отказались стрелять в народ, а часть их даже перешла на сторону повстанцев. Вопреки ожиданиям, волнения только усиливались.

Огромная толпа восставших парижан, взявших штурмом Пале-Руаяль, затем окружила королевский дворец Тюильри, требуя, чтобы Луи-Филипп убирался «следом за Карлом X», то есть отрёкся и эмигрировал в Англию. Луи-Филипп так и поступил, отрёкшись от престола в пользу своего внука Генриха, графа Парижского. Но это категорически не устраивало восставших. Как только 25 февраля им стало известно о намерении палаты депутатов провозгласить королём Генриха, толпа восставших ворвалась прямо на заседание палаты. Под дулами ружей депутаты провозгласили Францию республикой и образовали новое радикально-буржуазное правительство.

Вскоре после провозглашения республики, было введено всеобщее избирательное право для мужчин, достигших 21 года. В тот момент столь широкого права голоса не было ни в одной стране мира, даже в Англии, считавшей себя родиной демократических свобод. Другой важной мерой нового правительства было открытие Национальных мастерских для безработных, где получали небольшую – 2 франка в день – но зато гарантированную плату. Хотя мастерские ввели лишь в нескольких крупных городах, вскоре в них трудилось уже больше 100 тыс. человек. Основные задачи революции были выполнены. Население получило широкие политические права и гражданские свободы, безработные были заняты на дорожных и земляных работах, благоустраивали дома и улицы городов.

После подавления социал-революционного восстания в июне 1848, в президенты был избран племянник Наполеона Бонапарта Луи-Наполеон Бонапарт

[394] «Мы, рабочие Данверка, заявляем, что продолжительность рабочего времени, требующаяся при теперешней системе слишком велика и не оставляет рабочему времени для отдыха и развития, а напротив, принижает его до состояния порабощения, которое немногим лучше рабства. Поэтому мы решили, что для рабочего дня достаточно 8 часов и что закон должен признать его достаточным; мы призываем печать содействовать нам, а всех кто откажет в этом содействии, будем считать врагами рабочей реформы и рабочих прав» (постановления рабочих в Данкерке, штат Нью-Йорк, 1866 г.)

[395] Когда Роберт Оуэн в самом начале второго десятилетия этого века (19) не только теоретически выступил за необходимость ограничения рабочего дня, но и действительно ввел 10-ти часовой день на своей фабрике в Нью-Ленарке, этот опыт высмеивали как коммунистическую утопию, – совершенно так же, как осмеивали его «Соединение производительного труда с воспитанием детей» или вызванные им к жизни кооперативные предприятия рабочих. В настоящее время первая утопия сделалась фабричным законом, вторая фигурирует в виде официальной фразы в каждом «Factory Act» (фабричном акте), третья даже служит прикрытием реакционного шарлатанства.

[396] Резервная армия, в эпохи кризисов возрастающая неимоверно, а в периоды, которые можно принять за нечто среднее между процветанием и кризисом, насчитывающая также изрядное число людей, и составляет «избыточное население» Англии; эти люди нищенствуют и воруют, подметают улицы, собирают лошадиный навоз, перевозят кладь на ручных тележках и на ослах, торгуют с лотков и поддерживают своё жалкое существование всякими мелкими, случайными работами. Во всех больших городах встречаешь множество таких людей, которые мелкими случайными заработками, по выражению англичан, «не дают душе расстаться с телом». Просто изумительно, чем только не промышляет это «избыточное население»!

[397] Рост современных больших городов приводит к искусственному, часто колоссальному повышению стоимости земельных участков в некоторых районах, в особенности в центре города; возведенные на этих участках строения, вместо того, чтобы повышать эту стоимость, наоборот, снижают ее, так как уже не соответствуют изменившимся условиям; их сносят и заменяют другими. В первую очередь такая участь постигает расположенные в центре рабочие жилища – их сносят и строят на их месте магазины.

В результате, из городских центров рабочих оттесняют на окраины; жилища для рабочих и вообще маленькие квартиры становятся редкими и дорогими, а зачастую их и вовсе не найти, так как при таких условиях строительная промышленность, для которой дорогие квартиры представляют гораздо более выгодное поле для спекуляции, строит жилища для рабочих лишь в виде исключения.

Эта жилищная нужда, таким образом, несомненно сильнее бьет по рабочему, чем по зажиточным классам.

Чтобы положить конец этой жилищной нужде, есть только одно средство: устранить эксплуатацию и угнетение трудящихся классов господствующими классами. То, что сегодня понимают под жилищной нуждой, это – особое обострение и без того скверных жилищных условий рабочих, создавшееся вследствие внезапного прилива населения в большие города.

Жилищная нужда рабочих и части мелкой буржуазии наших современных больших городов представляет собой одно из бесчисленных зол, вытекающих из современного капиталистического способа производства.

[398] Если рабочий хочет приобрести свое жилье ему предлагают дома, построенные по негодной системе; эти домики предоставляются в собственность рабочим после ежемесячной выплаты в течение 13-15 лет повышенной квартирной платы. Надбавки к квартирной плате для выкупа домов довольно высоки; выплатив частями в течение 15 лет 4500 франков, рабочий получает дом, стоивший 15 лет назад 3300 франков.

Если рабочий захочет переехать или же запоздает с уплатой хотя бы одного-единственного месячного взноса в этом случае он может быть выселен. Легко понять, что общество набивает себе при этом карман.

[399] Впрочем, еще мой старый школьный учитель говаривал: «Простой народ ходит в кабак, а господа – в клуб», а так как я бывал и там, и здесь, то я могу это подтвердить.

[400] Пьянство во всей его грубости можно наблюдать в особенности в субботу вечером, после получки, когда работа прекращается немного раньше обычного и весь рабочий класс высыпает из своих трущоб на главные улицы. Мне редко удавалось в такой вечер выйти из Манчестера, не натолкнувшись на большое число пьяных, которые едва держались на ногах или валялись в канавах. В воскресенье вечером обычно возобновляются те же сцены, но с меньшим шумом.

[401] Отчет английского правительства за 1864 г. о здоровье населения указывает на недостаток у значительной части рабочего класса жирообразующих веществ, – в том же самом году некий доктор Гарвей (не тот, который открыл кровообращение) сделал свою карьеру шарлатанскими рецептами, сулившими буржуазии и аристократии избавление от избытка жира.

[402] Причиной развала семьи является также и детский труд. Как только дети способны заработать больше того, во что обходится родителям их содержание, они начинают платить родителям за стол и квартиру, а остальное тратят на себя. Происходит это нередко уже на четырнадцатом и пятнадцатом году жизни.

Во многих случаях работа женщины на фабрике не разрушает семью полностью, но ставит её на голову. Жена зарабатывает на всю семью, а муж сидит дома, смотрит за детьми, убирает, стряпает. Таких случаев очень и очень много; в одном Манчестере можно насчитать много сотен таких мужей, обречённых на выполнение домашних работ.

[403] Послушаем, однако, что говорит сама буржуазия устами своего избранного прислужника д-ра Юра.

Этот господин пишет в своей «Философии фабрики», что рабочим наговорили, будто получаемое ими вознаграждение никак не соответствует тем жертвам, которые они приносят, и это нарушило добрые отношения между хозяевами и рабочими. Лучше было бы, чтобы рабочие старались зарекомендовать себя прилежанием и добросовестным отношением к делу и радовались успехам своих хозяев, они тогда тоже могли бы стать надсмотрщиками, управляющими и, наконец, даже компаньонами!!

– «Если бы рабочие не были такими беспокойными, развитие фабричной системы имело бы ещё более благотворные результаты».

Затем следует длинная иеремиада о строптивости рабочих, а по поводу забастовки наиболее хорошо оплачиваемых рабочих (тонкопрядильщиков) высказывается следующая наивная сентенция:

«Да, именно высокая оплата их труда дала им возможность содержать на жаловании свой комитет и довела их до нервной гипертрофии вследствие слишком обильного и возбуждающего при такой работе питания!»

Послушаем, как этот буржуа рисует детский труд:

«Я посетил много фабрик в Манчестере и его окрестностях и нигде не видел, чтобы с детьми дурно обращались или подвергали их телесным наказаниям; не видел я также детей угрюмых; все они казались весёлыми (cheerful), оживлёнными, испытывающими удовлетворение (taking pleasure) от лёгкого напряжения своих мышц и наслаждающимися в полной мере присущей их возрасту подвижностью.

Зрелище производства далеко не возбуждало по мне печальных эмоций, а, напротив, всегда действовало на меня ободряюще. Было наслаждением (delightful) смотреть, с какой ловкостью они присучали порвавшиеся нити, когда каретка возвращалась, и наблюдать за ними в минуты их досуга, когда, поработав своими нежными пальчиками несколько секунд они забавлялись, принимая всевозможные положения, пока происходило вытягивание и наматывание ниток.

Работа этих проворных (lively) эльфов казалась забавой, в которой они проявляли большую лёгкость благодаря навыку. Сознавая свою ловкость, они с удовольствием показывали её каждому посетителю. Усталости не было и следа: покинув фабрику, они на первой же площадке для игр начинают резвиться с живостью школьников, вырвавшихся из школы».

[404] Современное общество, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит к социальной войне всех против всех, войне, которая у отдельных людей, особенно у малокультурных, неизбежно должна принять грубую, варварски-насильственную форму – форму преступления.

Чтобы оградить себя от преступлений, от актов неприкрытого насилия, общество нуждается в обширном, сложном организме административных и судебных учреждений, требующем безмерной затраты человеческих сил.

В коммунистическом обществе уничтожен антагонизм между отдельным человеком и всеми остальными, мы противопоставляем социальной войне социальный мир, мы подрубаем самый корень преступления и этим делаем излишней большую часть теперешних административных и судебных учреждений.

Уже сейчас преступления по страсти всё больше уступают место преступлениям, совершённым по расчёту – число преступлений против личности уменьшается, а число преступлений против собственности увеличивается.

В коммунистическом, мирном обществе, где каждый получает всё необходимое для удовлетворения своих физических и духовных потребностей, преступления против собственности сами собой отпадут.

Уголовная юстиция исчезнет сама собой, гражданская юстиция, которая разбирает почти исключительно имущественные отношения, предпосылкой которых является состояние социальной войны, также отпадёт; тяжбы, которые теперь являются естественным результатом всеобщей вражды, станут тогда редким исключением и легко будут улаживаться третейскими судами.

Административные органы также имеют в настоящее время источником своей деятельности постоянное состояние войны – полиция и вся администрация поглощены заботой о том, чтобы война оставалась скрытой, косвенной, чтобы она не выродилась в открытое насилие, в преступление.

Но гораздо легче сохранить мир, чем ввести войну в известные границы – бесконечно легче управлять коммунистическим обществом, чем обществом, в котором царит конкуренция.

И если даже теперь цивилизация научила людей видеть свой интерес в поддержании общественного порядка, общественной безопасности, общественного интереса и делать таким образом полицию, администрацию и юстицию по возможности излишними, то насколько больше будет это иметь место в таком обществе, в котором общность интересов возведена в основной принцип, в котором общественный интерес уже не отличается от интереса каждого отдельного лица! То, что уже теперь осуществляется вопреки общественным учреждениям, получит гораздо большее распространение, когда общественные учреждения будут уже не мешать, а, наоборот, содействовать этому!

[405] Если деморализация и преступность будут возрастать в той же пропорции – если для английской промышленности эти двадцать лет будут менее блестящими чем предыдущие – число преступлений увеличится.

К чему всё это приведёт?

Мы и теперь уже видим полное разложение общества, мы и теперь уже не можем взять газету в руки, чтобы не прочитать о самых разительных примерах ослабления всех социальных уз.

Из кипы лежащих передо мной английских газет беру первую попавшуюся. Номер «Manchester Guardian» от 30 октября 1844 г. содержит известия за три дня. Газета уже не затрудняет себя подробными сообщениями, а выбирает лишь наиболее интересные случаи: на одной фабрике рабочие забастовали, чтобы добиться повышения заработной платы, но мировой судья заставил их снова приступить к работе; в Солфорде несколько мальчиков попались в краже, а обанкротившийся купец пытался надуть своих кредиторов. Аштоне были две простые кражи, одна кража со взломом, одно самоубийство; в Бери – кража; в Болтоне – две кражи и случай уклонения от уплаты акциза; в Ли – кража; в Олдеме – забастовка из-за заработной платы, кража, драка между ирландками; шляпник, не принадлежавший к рабочему союзу, был избит членами союза; мать избита сыном; в Рочдейле – ряд драк, нападение на полицию, ограбление церкви; в Стокпорте – недовольство рабочих своей заработной платой, кража, мошенничество, драка, муж избил жену; в Уоррингтоне – кража и драка; в Уигане – кража и ограбление церкви. Хроника лондонских газет ещё на много хуже. Здесь всевозможные виды надувательства, кражи, грабежи, семейные раздоры следуют один за другим.

Беру наудачу «Times» от 12 сентября1844 г. с сообщениями за один день. Здесь сообщается о краже, о нападении на полицию, о присуждении к уплате алиментов отца внебрачного ребёнка, о ребёнке, подкинутом родителями, об отравлении мужа женой. Об аналогичных происшествиях сообщают все английские газеты.

В Англии социальная война находится в полном разгаре.

Каждый стоит за себя и борется за себя против всех остальных, и вопрос о том, должен ли он причинять вред всем остальным, которые являются его заклятыми врагами, решается для него исключительно эгоистическим расчётом: что для него выгоднее.

Никому уже в голову не приходит искать полюбовного соглашения со своими ближними, все разногласия решаются угрозами, самочинной расправой или судом.

Одним словом, каждый видит в другом врага, которого он должен удалить со своего пути, или в лучшем случае средство, которое он может использовать для своих целей.

И эта война, как показывают таблицы преступности, становится год от году всё яростнее, ожесточённее и непримиримее;

враждующие стороны постепенно обособляются в два больших лагеря, борющихся друг против друга:

здесь – буржуазия, там – пролетариат.

Эта война всех против всех и буржуазии против пролетариата не должна нас удивлять, ибо она есть лишь последовательное осуществление принципа, заложенного уже в свободной конкуренции.

[406] «Если рабочий при нынешней системе хочет стать богатым, то, вместо того чтобы обменивать свой собственный труд, он должен стать капиталистом, или тем, кто обменивает труд других людей, и тогда, грабя других тем же способом, каким грабили его самого, он получит возможность сколачивать большие барыши из небольших потерь других людей».

[407] «Самые возвышенные наслаждения, которые могут доставить физическое здоровье, духовная деятельность, утонченные удовольствия, и в непосредственном соприкосновении с этим – полнейшая нищета!

Богатство, блестящие салоны, весёлый смех, беспечный но, жестокий смех рядом с неведомыми богатому страданиями нужды! Веселье, бессознательно, но жестоко издевающееся над страданиями стонущих внизу!

… Но пусть люди помнят одно: что в самом блестящем квартале богатейшего в мире города каждую ночь, зимой, из года в год можно найти женщин, молодых летами, но старых пороками и страданиями, отверженных обществом, сгнивающих заживо вследствие голода, грязи и болезней.

Пусть люди это помнят и научатся действовать, а не рассуждать. Видит бог – арена для такой деятельности в настоящее время имеется очень широкая!»

[408] В этом году и Англия может похвастаться своим собственным избиением рабочих. Уэльсские рудокопы, неожиданно получили извещение о снижении заработной платы от управляющего шахтой, которого они уже давно ненавидели как мелочного и неисправимого деспота. Они собрали людей из соседних шахт, выгнали управляющего из его дома и отправили всю его мебель на ближайшую железнодорожную станцию. Несчастные, в своей детской наивности, полагали что освободятся таким образом от него навсегда.

28 мая двое из зачинщиков должны были быть доставлены в здание суда полицейскими под охраной отряда 4-го собственного его величества пехотного полка. Толпа рудокопов пыталась по пути освободить арестованных и, встретив сопротивление полиции и солдат, засыпала их камнями; тогда солдаты без предварительного предупреждения ответили на град камней градом пуль из своих заряжающихся с казны ружей. Пять человек, из них две женщины и один ребенок, были убиты и очень многие ранены.

Либеральный министр внутренних дел г-н Брус заявил в палате общин, во-первых, что любой чиновник, первый попавшийся любитель охоты на лисиц или поп имеет право без предварительного оглашения закона о беспорядках приказать войскам стрелять в толпу, если ему покажется, что она состоит из бунтовщиков; и, во-вторых, что солдаты имеют право стрелять по собственному почину под предлогом самозащиты.

Либеральный министр забыл прибавить, что при таких обстоятельствах каждый человек должен быть вооружен за счет государства ружьем, заряжающимся с казны, для самозащиты от солдат.

До этого момента между избиением в Молде и избиением в Рикамари много общего, но дальше это сходство исчезает. Во Франции солдаты отвечали только перед своими командирами. В Англии они должны были подвергнуться допросу следователя перед присяжными; но этот следователь был глухой и наполовину выживший из ума старик, которому пришлось выслушивать показания свидетелей через слуховую трубку, а уэльсские присяжные представляли собой бездушный, преисполненный предрассудков классовый суд. Они признали избиение «убийством при оправдывающих вину обстоятельствах».

Во Франции бунтовщики были приговорены к тюремному заключению от 3 до 18 месяцев и вскоре после суда амнистированы. В Англии они были присуждены к 10 годам каторжных работ.

[409] Рабочие фабричной и горной промышленности быстро прошли первую стадию протеста против общественных порядков – стадию протеста отдельных лиц, выражающегося в правонарушениях; крестьяне же до сих пор застряли на этой стадии. Их излюбленным приёмом социальной войны является поджог.

Зимой 1830-1831 г., последовавшей за июльской революцией, поджоги впервые получили всеобщее распространение, почти каждую ночь полыхало несколько таких пожаров, сея ужас среди фермеров и землевладельцев. Поймать преступников почти никогда не удавалось, и народ стал приписывать поджоги мифической личности, которую он называл «Суинг» [«Swing»]. Ломали себе головы над тем, кто такой «Суинг» и что породило этот мятежный дух среди сельской бедноты; о великой движущей силе – нужде, об угнетении мало кто подумал, а в самих сельскохозяйственных районах, наверно, никто.

[410] Закон, который, после того как билль о реформе сделал буржуазию правящим классом, никогда не прошёл бы через палату общин.

[411] Эти союзы обычно добивались от капиталистов установления ставок заработной платы, обязательных для всех, а если кто отказывался принять эти ставки, они объявляли у него стачку.

[412] Такого рода странствия называются у рабочих the tramp, а бродячий рабочий называется tramper.

[413] Эта забастовка (strike) может быть частичной, если один или несколько фабрикантов отказываются считаться с установленной союзом заработной платой, или всеобщей, если отказываются все фабриканты в данной отрасли труда.

[414] Имущий класс, и в особенности промышленная часть его, непосредственно соприкасающаяся с рабочими, с величайшей страстностью ратует против этих союзов и постоянно пытается доказать рабочим их бесполезность. Уже само усердие, проявляемое буржуазией, свидетельствует о том, что в этом деле затронуты её интересы; ведь не говоря о непосредственных убытках от стачки, положение вещей таково, что всё то, что идёт в карман фабриканта, непременно должно быть извлечено из кармана рабочего.

[415] А протестуют они именно так, а не иначе потому, что они – англичане, люди практики, которые выражают свой протест действием, а не отправляются, подобно немецким теоретикам, мирно почивать, как только их протест занесён в протокол и приложен ad acta, где он будет так же мирно покоиться, как и сами протестующие. Активный протест англичанина, напротив, не остаётся без влияния: он ставит известные границы алчности буржуазии и не даёт заглохнуть возмущению рабочих против общественного и политического всемогущества имущего класса.

От насильственной революции англичанина удерживает ещё свойственное ему почтение к закону; но при том положении Англии, какое мы обрисовали выше, невозможно, чтобы в скором времени не наступила всеобщая нищета среди рабочих, и тогда страх перед голодной смертью окажется сильнее страха перед законом.

[416] Замечания экономистов против союзов правильны:

1) Издержки, которых они требуют от рабочих, в большинстве случаев больше, чем то повышение дохода, которого они хотят добиться. Они не могут долго сопротивляться законам конкуренции. Эти коалиции вызывают появление новых машин, нового разделения труда, перемещение производства из одной местности в другую. Результатом всего этого является понижение заработной платы.

Дата добавления: 2014-10-17