КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Ч.Л. lyiniH. I..II. Некрасмна
верлнть его в себе, сделать его смыслом своей житии и тем подлинно осмотреть его или уверовать в нею»'". Поиск смысла - это укрепление в себе веры, которая есть напряженное внутреннее действие по преобразованию нашей житии. 1аким обратом, подлинно творческое и плодотворное лело совершается в глубине человека, и это глубоко внутреннее дело есть настоящее, основное лело человека, оно состоит в действенном утверждении себя в первоисточнике лизни, оно состоит в молитвенном подвиге обращенности нашей души к Богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни, нашего эгоизма. Обычно, говорил Франк, про людей, занимающихся таким делом, думают, что они либо ничего не делают, либо заняты только своим личным спасением. Им противопоставляют общественного деятеля, занятого устройством судьбы множества людей. Но это рассуждение в корне ложно, ибо строится на непонимании сути подлинно производительного дела. Для того чтобы пропагандировать идеи и устраивать жизнь в согласии с ними, надо их иметь, лля того чтобы творить добро людям и ради этого бороться со злом, надо иметь само добро. Без этого производительного труда и накопления невозможна жизнь. В большинстве своем люди, по Франку, не понимают, что добро - не только естественное качество нашего поведения, что добро субстанциально и оно — реальность, которую нужно добывать, которой надо обладать, чтобы одаривать ею других людей. Но добывает и накопляет добро только подвижник, и каждый из нас — в той мере, в какой он есть подвижник. — и посвящает свои силы этому подвигу. Поэтому молитвенный и аскетический подвиг есть ire бесплодное занятие, а единственное производительное дело в духовной сфере, подлинное созидание и добывание того питания, без которого люди обречены на голодную смерть. Наши политики, замечал Франк, из всего дела Сергия Радонежского любят с одобрением отмечать, что он благословил рать Донского и дал си двух монахов из своей обители. Но они забывают, что этому предшествовали десятилетия упорного молитвенного и аскетического труда, что этим "трудом были добыты духовные богатства, которыми питались в течение веков и доселе питаются русские люди, без пего они не имели бы сил подняться на борьбу с татарами.
Таким образом, все человеческие стремления в конечном счете суть стремления к жизни, к обретению света и прочности бытия. И именно поэтому, считал Франк, все внешние человеческие дела, способы устройства и упорядочения жизни опираются на внутреннее дело -на осмысление жизни через духовное лелание. взращивание в себе сил добра и правды. Чтобы изменить жизнь, нужно усовершенствовать ее сразу, целиком, а во времени она дана лишь гго частям: мы живем всегда лишь в малом, преходяшем ее отрезке. Поэтому работа над жизнью в целом есть работа духовная, деятельность соприкосновения с вечным как сразу и целиком данным. Изменении в жизни происходят тогда, когда псе свои дела и поступки соотносишь с вечностью, меряешь ее масштабом Онтология человеческого Ъытня
Дополнительная литература Берлясн Н.А. Эрос и личность. М.. 1988. Берляец Н.А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 томах. T.I. М.. 1944 Берн Э, Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. СПб.. 1992. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М.. 1993. О смерти и бессмертии. М.. 1991. Русский Эрос или философия любви и России. М.. 1991. Соловьев B.C. Смысл любви // Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.. 1990. Татарксвич В. О счастье и совершенстве человека. М.. 1981. Токарчик В. Мифы бессмертия. М.. 1992. Трубенкой Е.Н. Смысл жизни. М.. 1994.
3. Проблема «живого человека» Основная идея этом главы заключается в обоснованно тою обстоятельства, что быть живым совсем непросто. Быть живым — это не данность, а чаланность. Человек должен стараться, усиливаться быть живым, то есть быть человеком в точном смысле этого слова. Выше мы приводили рассуждения Г.Гурджиева. который считал, что полаштяюшее большинство людей имеют вполне развитую личность, но неразвитую сущность, сущность останавливается в своем развитии в ранние годы, и человек остается ребенком, хотя как личность может получить значительное развитие. И бывает гак. что сущность умирает, но мертвый, в этом смысле, человек ходит, говорит, пишет научные статьи и т.п. С точки зрения многих представителей современной философии и философской антропологии, идея борьбы с «мертвым» в себе, борьбы за то. чтобы быть живым, имеет отношение к каждому человеку. Нормальное состояние для «нормального» человека — это состояние «сна»: человек живет в автоматическом режиме, подчиняясь стандартам мысли, стандартам поведении, он все время оглядывается на образны, авторитеты — все это усыпляет и омертвляет его. Можно даже утверждать, что «нормальный» человек — это машина. Все его дела, поступки, мысли, слова, убеждения, привычки являются результатом внешних влияний, Из самого себя человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия, все только случается с ним. Человек живет не так. как он хочет, а так. как с ним случается, Любовь, ненависть, женитьба, развод, страдания, смерть — все это тоже с ним только случается. В этом смысле человек постоянно «спит», он не мертвый, но он. в лучшем случае, полуживой. «И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мной? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немошна. Еше отойдя в другой раз молился, говоря: Отче Мои! если не может сия чаша миновать Меня, чтобы мне не пить ее. да будет воля Твоя. И. приходя, находит их опять спяшими, ибо глаза у них отяжелели. И. оставив их. отошел опять и помолился н третий раз. сказав то же слово. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы все еше спите и почиваете? Вот приблизился час. и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот приблизился предающий Меня».
Здесь, в Евангелии от Матфея, образом спящих учеников Христа как бы описывается архетип повседневного существования человека, который не может выдержать напряжения жизни, не может долго смотреть в лиио событии), в нем привычка размеренного повседневного существования гасит вес-страсти и тревоги. «Нормальный» человек, справедливо утверждал Г.ГурлжиеВ. не в состоянии остановить поток своих мыслей, он не может контролировать свое воображение, эмопии. внимание. Почти за каждым взрослым человеком стоят долгие годы неправедной и безрассудной жизни: потворство всевозможным слабостям, безразличие к собственным ошибкам, стремление закрыть i.iaia на неприятные истины, постоянная ложь самому себе, самооправдание, порппанпс друтпх и т. п. Реальный мир скрыт о г него стеноп его собственного воображения. Он живет ко сне. он спит'\ Три веши мешают ему проснуться: лень, страх и надежда. Особенность подлинно человеческого еушсст вования заключаемся в том. чго ничего нельзя отложить па завтра: я здесь и сейчас, один на один с самим собой, должен что-то сделать, на что-то решиться, я сейчас должен противостоять глупости и насилию, я сейчас должен жить по совести, потому что совести не бывает завтра или вчера. Но. к сожалению, как точно выразился М.К.Мамардашвили. для большинства люден, особенно для российских, это требование невыполнимо. Для них основной девиз: Завтра! Все вместе! Может быть! Как писал Достоевский о такой ситуации: вымажемся, выпачкаемся и потом каким-то неизвестным путем в один час и все вместе станем красивыми, добрыми и свободными. Совесть - это состояние, в котором человек сразу чувствует все. что он обычно чувствует или может почувствовать. И поскольку у каждого человека тысячи противоречивых и разнообразных чувств — от скрытого понимания собственного ничтожества и всевозможных страхов до глупейших самообманов, самодовольства, самоуверенности и самовосхваления, - ощущать все это вместе не только болезненно, по буквально невыносимо. Если бы человек «мог ощутить весь стыд и ужас своего существования, это бы и было тем состоянием, которое называется "совестью"»5'.
Ленивый человек не может решиться сделать все здесь и сейчас, он постоянно откладывает любой, более или менее решительный поступок на завтра, он живет так. словно у него еше есть в запасе несколько жизней, он уверен, что рано или поздно наступят такие времена, в которых он сможет реализовать себя достаточно полно, ничем не рискуя, никак не изменяя свою обыденную, привычную жизнь. Ленивый все время удваивает время. Но изменить свою жизнь, попытаться «проснуться» — это всегда риск, однако, не рискуя, человек остается машиной, заведенным автоматом. «В отношении жизни. — писал Ф.Ниише. — нужно допустить некоторое дерзновение и риск, тем более, что в худшем, как и в лучшем случае мы все равно ее потеряем....Никто не может построить тебе мост, по которому именно ты можешь перейти через жизненный поток, — никто, кроме тебя самого. Правда, есть бесчисленные тропинки и мосты, есть полубоги, которые хотят перенести тебя через поток: но только ценой тебя самого: ты должен был бы отдать себя в залог, потерять самого себя. В мире есть единственный путь, по которому никто не может идти, кроме тебя: кула ведет он.' не спрашивай — иди по нему!»"". Человек доджей понять, что он на самом деле, в строгом смысле этого слова, не существует, что он ничего не теряет, потому что ему нечего терять: он должен понять свое ничтожество. Но очень страшно решиться посмотреть па себя объективно. Собственно, это самый манный страх, который испытывает человек. Одна из самых трудно раск'лимых святок — тождество меня с самим собой. Именно это спепленне \ieinaei нам видеть и понимать. Я должен отделиться от своей социальной роли, своей маски, которая вовсе не есть я сам. Это мои маска боится остаться без работы, боится будущего, дго она считает, что мир устроен именно так. как устроен, что в этом мире мне выделено определенное мест») и оно не может быть другим, это она убаюкивает и усыпляет мою совесть, мое стремление быть живым, мое стремление реализовать себя несмотря ни на какие обстоятельства, мое стремление жить, осуществляя максимум возможностей, на которые я способен как человек. Если я хочу жить и исполниться как живой в своем призвании, я должен расцепить тождество с самим собой. Страх порождает надежду, что все образуется само собой, что люди станут лучше, правители — разумны, продукты дешевле и т.п. Надежда — как пучок сена перед мордой осла, который вечно идет за этим пучком. Надежда подрывает человеческие силы, извращает реальное положение человека в мире, приводит его к ложной нере в то. что изменять надо внешние обстоятельства, а не самого себя. Для того чтобы существовать, быть живым, нужно стать самим собой, потому что вес. что так называемый «нормальный» человек делает, о чем думает и к чему стремится. — это все не он сам. Нужно обрести себя, себя познать. «Как может человек знать себя? Он есть существо темное и сокровенное: и если у зайца есть семь кож. то человек может семижды семьдесят раз сдирать самого себя, и все же не сможет сказать: «вот это — подлинно ты, это уже не оболочка». К тому же такое раскапывание самого себя и насильственное нисхождение в глубины своего существа по ближайшему пути есть мучительное и опасное начинание. Как легко человек может при этом так повредить себе, что уж никакой врач его не исцелит!»"1. Философия прошлых веков, начиная со стоиков, ведет, по мнению Л.Шестова. упорную непримиримую борьбу с индивидуальным, живых) существованием, во имя некоего абстрактного «человека вообше». носителя чистого разума. Со времен стоицизма такая идея поставлена на место реального, живого существа. Однако люди, которые попытались убить в себе индивидуальность, раствориться в духе, оказывались уже ни на что не годными ни в этой, ни в иной жизни. Если человек отрицает свое Я как нечто ничтожное, незначительное, то он и сам в реальной жизни становится жалким, слабым и трусливым существом, заслуживающим только презрения. Хорошо еше. замечал Шестов, если природа безмерно богата и не боится никаких жертв. Но что. если она бедна «индивидуальным», и люди, преодолевающие свое Я. совершают величайшее преступление? Приро-ла лолжна. видимо, ненавидеть таких учителей мудрости, которые подрезывают в корне все смелые попытки самодеятельного бытия'1. Человеку могут быть открыты высшие истины, если он сумеет возвыситься над своей единственностью, единичностью, над своей «случайной» индивидуальностью. Добродетель теоретика-мыслителя заключается в том. что он отрекается от себя, перестает быть человеком, которому что-либо нужно, и становится только познающим субъектом, мыслящим духом, высшей ступенью развития мирового разума, лучшим представителем человечества. Вес философы, по Шестону. спокоЙно жертвовали и живым человеком, и живым Богом В убеждении, что если есть наука, то больше ничего и не нужно. Еше недавно, писал Шестов, люди строили величественную башню, которая называлась современной культурой, но вдруг разразилась мировая воина, и от гордон башни европейской цивилизации остались одни развалины. И человечество живет не и свете, а во тьме. Да человеку свет и не доступен. Человек может построить башню, но до Бога не доберется. «Добраться может только «азот человек»... — тот единичный, случайный, незаметный, но живой человек, которого до сих нор философия так старательно и методически выталкивала заодно со всем «эмпирическим» миром за пределы "сознания вообще"*". Не только до Бога, но до любой истины может добраться только живой, конкретный человек. Это особенно наглядно выступает в различии между знанием и пониманием. В науке XX века появилось удивительное явление — разрыв знания и понимания. Люди знают «как», но не понимают «почему». Можно обладать огромными знаниями и быть мелочным, эгоистичным, придирчивым, низким, завистливым. Оказалось, что можно очень многое знать, совершенно ничего не понимая: не понимая основы, источника, альтернативы своих знаний. В науке это приводило к парадоксам и научным революциям, в результате которых вырабатывалось новое понимание. Но прийти к новому пониманию может только живой человек. Если знание уходит далеко вперед от бытия, оно становится теоретическим, абстрактным, неприменимым к жизни, а фактически вредным, оно лишь приносит новые затруднения и беспокойства. Знание, не находящееся в согласии с бытием. — это всегда знание одной веши, знание деталей без знания целого. Преимущество знания перед бытием, наблюдаемое в современной культуре, есть выражение забытости того, что уровень знания определяется уровнем бытия. В границах данного бытия улучшение качества знания совершенно невозможно. Происходит накопление информации одной и той же природы в пределах уже известного. Если знание получает перевес над бытием, человек знает, но не может делать, и наоборот. Но если человек много знает, но ничего не может делать, это значит, что человек не понимает того, что знает. Для него нет разницы между одним и другим родом знания. Но и развитие бытия без знания является другой крайностью: человек может сделать много, но не знает, что и зачем делать. В сфере практики просто знать и знать, как делать, — разные вещи. Знание того, как сделать, не создается одним знанием. Знание не дает понимания, и понимание не увеличивается благодаря росту знания. Понимание зависит от отношения знания к бытию, зто равнодействующая знания и бытия. Так, в разные периоды своей жизни я понимаю одну и ту же идею, одну и ту же книгу по-разному. Знание мое при этом не изменяется. Не изменился, скажем, сюжет «Войны и мира-, который я знаю достаточно подробно со времен средней школы. Но одно лело читать Толстого в 16 лет. а другое — в тридцать и в сорок. - каждый раз это будет другой Толстой. Изменилось бытие и. следовательно, понимание Человек не может сказать, что что-то знает. ______________________________________________________ В.Д. I >оин. К.Н. Некрасова
если знает только умом. Он должен почувствовать всем своим существом и тогда поймет. Не знание делает человека живым, а отношение к бытию, его самобытность. Связь с бытием дает понимание Понимание - это сушество-вагельная сторона содержания знания. Нет никаких знаний вообше. никаких законов вообше. любое знание всегда знание чье-то: это я понял, зто меня осенило, зто я пережил. Истина всегда живая, она всегда принадлежит конкретному человеку, который к ней пробился, который понял не так. как понимали другие, понял по-своему. Потом мое откровение, мое понимание может стать знанием, но это уже будет мертвое знание: оно всем понятно, оно безлично, оно может быть легко передано от одного человека к другому, оно малоценно. Духовный прогресс - это всегда движение от одного понимания к другому. Есть веши или положения, которые предполагают невозможность знания. То есть знания ничего не дают, не спасают, на все случаи жизни знаний, рецептов не напасешься. Можно сказать, что философия культивирует «трансцендентальный инстинкт»: ты должен инстинктивно чувствовать, что твое понимание не вытекает ни из знаний, ни из предшествующей культуры, ни из образования. — все это необходимые, но недостаточные веши. Эта увидепность мира в проблеске света возникает из темноты, которая у меня есть. Темнота — это прежде всего невозможность знания, невозможность делать что-то знанием. Можно ли получить, писал Мамардашвили. понимание того, что нечто благородно, что нечто есть добро, из какого-нибудь правила, из обшего определения. Это ведь каждый раз надо самим устанавливать. Это означает, что я должен заново воссоздать. Необходимость воссоздания чего-либо — чувства, понимания, и его «не данность» и есть темнота, и она у каждого индивидуальна. Каждая обшая истина для каждого из нас непонятна по-своему. Мы ее по-своему, в своей уникальной ситуации должны разрешить новым ее возрождением применительно к конкретным явлениям, состояниям. Я могу один раз. десять раз прочитать философский или художественный текст, но ничего не почувствую. Почему мысль Ницше или Паскаля не может перейти мне в голову? Да потому, что меня не было там. где рождалась мысль Паскаля. Ведь это не просто слова и не просто сообщение - это чужое понимание, которое должно стать моим, оно должно родиться заново в моей душе. Понять — значит найти свое место в мире, ибо мое понимание становится составной частью мира, оно добавляется к сложности мира, после моего понимания мир становится другим. Ноное понимание рождается не усилием моей мысли и не ухищрением моего разума, оно достигается изменением моего бытия. Усиливаясь понять, я попадаю в другую структуру существования, я вообше начинаю существовать, т.е. иметь отношение к бытию. Тот. кто своим собственным пониманием открыл новые горизонты мира и стая частью этого мира, тот существует совершенно по-иному, чем обычный человек. Несмотря на свою физическую смерть. Платон или Ниише для нас суще-стиуют более реально, чем многие наши современники. Никакой возможности научить чему-нибудь действительно серьезному и глубокому другого человека нельзя, он должен сам понять, ибо научение — ЗЩ не перекладывание знании из одной голоны в другую Нельзя понять за другого, точно гак же. кик нельзя умереть за него. Понять можно только самому, и только будучи жиным человеком. Та истина, считал Шестов, которой служили Гераклит и Парменнд. не только существует, но и живет, и как живая она не бывает себе равной, она не всегда на себя похожа. Нет никаких истин вообше. есть истина, добытая живым человеком в его личном опыте. И только в этом случае она будет истиной, а не абстрактной научной или философской идеей. Истина сделана не из того материала, из которого формируются идеи. Она живая, у нее есть свои требования и вкусы, она больше всего боится того, что на нашем языке называется воплощением, — боится так. как все живое боится смерти. Оттого се может увидеть только тот, кто ищет ее для себя, а не для других. Истина, точно клад, манит, зовет, но не дается в руки. Она есть некое живое существо, которое не стоит равнодушно и пассивно перед нами н не ждет пассивно, когда мы подойдем и возьмем его. Мы волнуемся, мучаемся, рвемся к истине, но истине что-то нужно от нас. Она тоже зорко следит за нами и ищет нас. И если она еще не сбросила с себя таинственного покрывала, то не по забывчивости или рассеянности. Это нужно помнить всякому ищущему - иначе его искания никогда не выйдут за пределы положительного знания04. Если нет живого человека, а есть только абстрактная схема, то нет и истин, которые заслуживали бы серьезного отношения. Истины могут быть только моими. Каждый мыслитель, приводил Шестов слова Ницше, больше боится быть понятым, чем непонятым. В последнем случае, может быть, страдает тщеславие, в первом — его сердце, его любовь к людям. Он всегда жалеет их. говоря: «Чтобы понять меня, нужно вынести столько же. сколько вынес я». Иначе истина никогда в руки не дается. М.Фуко считал, что если мы можем назвать фгтософией такую форму мысли, которая задается вопросом: что позволяет субъекту постигать истину, ту форму мысли, которая стремится определить условия и предельные возможности постижения истины субъектом. — то духовностью можно назвать тот поиск, ту практическую деятельность, тот опыт, посредством которого субъект осуществляет в самом себе преобразовании, необходимые для постижения истины. Тогда духовностью можно назвать совокупность тех поисков, практических навыков и опыта, которыми должны быть очищение, аскеза, отречение, обращение взгляда внутрь самого себя, изменения бытия, представляющие — не для сознания, а лля самого субъекта, дли его бытия - ту пену, которую он должен заплатить за постижение истины. I.Пеной постижения истины является обращение субъекта. 2.Истина не может существовать без обращения или преобразования субъекта. Это преобразование совершается через любовь, через аскезу. 3.Результат постижения истины - ее возвращение к субъекту. Истина - то. что озаряет субъект4". Современная история истины ведет отсчет с того момента, когда познание, и лить оно одно, становится единственным способом постижения истины, когда философ ндн ученый или просто человек, пытающийся найти истину, становится способным разбираться в себе самом и.д. I>Dim. k.II. Некрасова
посредством лишь одних актов.подманим, когда больше от пего ничего не требуется - ни модификации, ни Изменения его бытия. С той минуты, когда бытие больше не подвергается пересмотру необходимостью постижения истины, мы вступаем в новую эру взаимоотношений субъективности и истины. В современную эпоху истина уже не в состоянии служить спасением субъекту. Знание накапливается в объективном социальном процессе. Субъект воздействует на истину, однако истина не воздействует больше на субъект. Связь между доступом к истине и требованием преобразования субъекта и его бытия им самим была окончательно прервана, а истина стала представлять собой автономное развитие познания. Фуко различал педагогику и пенхогогику. Педагогика — передача такой истины, функцией которой является снабжение субъекта способностями, знаниями, которых он до этого не имел и которые должен будет получить к концу педагогических отношений. Психогогика, которая возникла еше в античности. — это такая передача истины, функцией которой будет не снабжение субъекта какими-либо знаниями, а скорее изменение способа существования субъекта, превращение его из запоминающего и обучающегося автомата в живую личность. Поэтому античная психогогика называлась еше paideia — термин, означающий органическую связь воспитания и образования. Результатом психогогики является живой человек в полном смысле этого слова, способный к любому виду деятельности, а не просто образованный специалист. Но в христианстве произошел существенный сдвиг, поскольку его учителя утверждали, что истина происходит не оттого, кто наставляет душу, она дается по-другому, основная иена истины приходится на долю того, чья душа нуждается в руководстве. Греческо-рнмская психогогика была близка педагогике. - В христианстве же происходит разрыв между психогогикой и педагогикой, поскольку оно требует от души, находящейся под психогогическим воздействием, то есть от ведомой души, говорить ту истину, которую может сказать лишь она одна, которой обладает она одна и которая является одним из основополагающих — хоть и не единственным — элементом той операции, посредством которой изменится способ ее существования: в этом заключается суть христианского признания»"''. Чтобы достичь истины, достичь Бога, надо быть живым, ибо Бог есть Бог живых, а не спящих и не оглядывающихся на общезначимые поверхностные истины. Хотя бы раз в жизни, хоть на мгновение человек должен проснуться, почувствовать себя в своей стихии человечности, почувствовать себя живым. Это бывает тогда, когда недосказанные и противоречащие всему нашему «опыту» истины врываются в сознание и отстаивают занятое ими место с той непреклонной настойчивостью, которая иекпючает всякую возможность спора и борьбы с ними. Тогда люди не спрашивают мудрецов-философов и перестают проверять себя испытанными критериями истины. Они просто знают что-то новое, и еше знают, тоже вопреки философии, что вовсе не то знание истинно, которое можно всем передать, которому МОЖНО научить. И такое знание, конечно, нужно. Но не оно самое главное. Основная черта живого человека - это непостоянство, и привилегией непостоянства он более всего дорожит, непостоянство - это жизнь и свобода. Для других непостоянство в ближнем совершенно невыносимо. И даже для самого человека непостоянство — самое опасное свойство. Все упражнения, все воспитание души сводятся к тому, чтобы привить себе твердые навыки, создать себе то. что называется характером. Даже искусство требует шкоды. Чтобы стать виртуозом, нужно решиться ограничить свои интересы только одной какой-нибудь областью. И все люди волей-неволей становятся в большей или меньшей мере специалистами, т.е. отказываются от многого, чтобы добиться малого и хоть как-нибудь просуществовать. «"Познание себя" сводится к тому. чтоб, игнорируя, подавляя и себе все непостоянное, свободное, изначально божественное, подчинить себя исторически создавшимся правилам и масштабам...»". «Человек вообше» — это бессмыслица, доставшаяся нам в наследство от рационалистической философии. Это тень, призрак, неодушевленная абстракция. Если Сократа. Платона и Аристотеля объединить в общее понятие «человек» — тогда конец всякой метафизике. Не может быть и речи о человеке вообще, если метафизические судьбы разных людей различны, если один предназначен для мира эмпирического, а другой — умопостигаемого. Есть Платон, Аристотель. Сократ. Александр Македонский, конюх Александра Македонского, но каждый из них отличается от другого в гораздо большей степени, чем от носорога, павиана, кипариса или кочана капусты6*. Мы никогда не имеем дело с миром застывших и окончательных форм, к которым мы должны только приспосабливаться. В таком мире мы не могли бы жить. Жизнь, подчиняющаяся спущенным сверху принципам, — не жизнь, а смерть. Человек сам себе закон. «Дважды два четыре. — говорил Достоевский. - есть начало смерти». Людям готовая истина не нужна, они отворачиваются от богов, чтобы предаться самостоятельному творчеству, творчеству индивидуальному, которого и требует от нас природа, и только через него она открывает свои тайны, живые истины, которые впоследствии омертвляются, превращаются в законы, принципы, становятся общим местом, банальностью и в конечном счете не подпускают человека к миру. Живой, страдающий, любящий, верующий человек — это тот разрыв в застывшем объективном мире законов и принципов, через который проглядывает мир иной, и в этом мгновенном проглядынании оказывается для метафизически зоркого человека «миром мгновенных, чудесных и таинственных превращений». Для живого человека, считал Мамардашвиди. мир не был однажды создан, чтобы потом существовать и пребывать. Мир в действительности — непрерывно творится. Нах» кажется, что мы находимся в мире наблюдаемых вещей, которые существуют сами по себе, и в этом мире развивается наша психологическая жизнь, совершаются шаги нашего познания, шаги нашей судьбы. Но на самом деле наши шаги совершаются н другом мире, в том мире, который непрерывно заново воссоздается. В этом плане можно согласиться с Ницше в том. что христианство — это сказки, выдумки, ерунда, в тон мерс, в какой оно не выра-
Дата добавления: 2014-12-27; Просмотров: 371; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |