Движущееся тело В1 (или Г1) прошло мимо одного неподвижного тела А и за то же самое время прошло два движущихся навстречу ему тела ПГ2 (или В2В]), на прохождение которых, согласно принятому постула- ту, надо затратить неодинаковое время, соответствен- но половинное и двойное (целое).
Таким образом, исходное условие не соблюдается, вывод противоречит посылке. Аристотель формули- рует его так: «Половина времени равна двойному (целому)». Симпликий более многословен: «Одно и то же и равное время оказывается одновременно вдвое большим и вдвое меньшим». Оба они указывают на то
противоречие, которое послужило Зенону основанием, чтобы не считать реальность движения доказанной.
Трудности, с которыми столкнулось логическое доказательство существования (чувственного факта) пустоты, множества и движения, позволили Зенону утверждать, что пустоты, множества и движения нет в действительности. Так он обосновывал метафизичес- кую онтологию Парменида. Но значение апорий Зено- на выходит за рамки этой конкретно-исторической и субъективной задачи. Для истории философии апории ценны тем, что они вскрыли объективное противоре- чие между чувственным восприятием действитель- ности и ее рациональным постижением, между те- орией и эмпирией. Как писал В.И. Ленин, «вопрос не о том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике понятий». По мнению В.Я. Комаровой, в аргументе «О ме- сте места» сталкиваются чувственное представление о конечном месте и мысль о бесконечном месте. И вообще, Зенон строит свои аргументы на столкновении реально- го факта движения и результата его осмысления.
По поводу противоречия между чувственной дан- ностью и ее отражением в мысли В.И. Ленин замеча- ет: «Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, утрубив, не разделив, не омертвив живого». Противоречие мышления и бытия в его чувственном отражении можно представить как противоречие абстрактного и конкретного. Действительно, простран- ство, время, движение представлены в апориях всегда какой-то только одной стороной: то как бесконечное, то как конечное; то как непрерывное, то как прерывное; то как процесс, то как результат и т. д. Далее, апории при рассмотрении движения отвлекаются от всех кон- кретных условий его как реального процесса, так что движение теряет характер физического, эмпирически наблюдаемого движения и превращается в мыслимое, абстрактно-математическое движение. На это обратил внимание еще Аристотель. В связи с «Дихотомией» он замечает, что пространство и время бесконечно дели- мы в возможности, но не бесконечно разделены в дей- ствительности. И современные ученые, философы, логики и математики говорят, по сути дела, то же са-
мое. Послушаем представителей математической ло- гики, например, Д. Гильберта. Научные теории, в том числе математическая модель движения, — упрощаю- щие идеализации. Мы не обязаны считать, что матема- тическое пространственно-временное представление о движении является физически осмысленным в случае произвольно малых пространственных и временных интервалов. При неограниченном дроблении движения возникает нечто такое, что едва ли может быть охарак- теризовано как движение.
Таков философский (методологический) смысл апорий Зенона и поставленных им проблем.
Как мы видим, возникновение греческой философии свя- зано с переосмыслением мифологической картины мира, с движением сознания человека от богов к природе, «от мифа к логосу», от поэтической образности к научной рациональности. В космогонии ионийцев место богов-ро- доначальников мироздания занимают физические эле- менты: вода, воздух, огонь. Такого же рода начала вещей мы встречаем в воззрениях элеатов: воду и землю у Ксено- фана, огонь и землю у Парменида. Это одно — натурфи- лософское — направление мысли, ограничивающееся описанием природы в качестве непосредственно данной, конкретно-чувственной реальности.
Вместе с тем в учениях элеатов начинается формирование другого — метафизического (или онтологического) — направления в философии, которое поставило вопрос о несоответствии чувственно воспринимаемого мира при- роды понятию бытия как вечного и неизменного суще- ствования. Соответствие такому понятию бытия Ксено- фан и Парменид нашли в «едином всем», представляющем собой вселенский шар. Таким образом, действительно су- ществующим признавалось лишь то, что не противоречи- ло Парменидову представлению о бытие («существую- щем»), то есть только то, что можно было помыслить и логически непротиворечиво обосновать. Это и доказыва- ли апории Зенона Элейского.
Глава IV
КЛАССИЧЕСКАЯ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ
шилвсвшия
Пик в развитии древнегреческой философии при- ходится примерно на столетие с конца V до конца IV вв. до н. э., которое практически совпадает с тем перио- дом в истории Греции, который называется «класси- ческим». На всем протяжении этого периода духовная культура Греции находилась на самом высоком уровне ее истории. Центром культурной жизни греков с этого времени становятся Афины, достигшие экономическо- го и политического расцвета. Значение культурного центра они сохранили до конца античности. Такая оценка роли Афин была общим местом в античной литературе.
«Первые некогда злак, приносящий плоды, даровали Жалкому роду людей осиянные славой Афины; Жизнь обновили они и законы для всех учредили», —
писал Лукреций (I в. до н. э.). «Классика» была време- нем великих писателей и художников — Софокла, Ев- рипида, Фидия; историков и ораторов — Геродота, Фу- кидида, Демосфена; философов — Демокрита, Платона, Аристотеля.
Расцвет философии выразился прежде всего в появлении большого числа философских учений и школ: софистов, мегариков, киников, киренаиков, ака- демиков, перипатетиков и др. На достижение филосо- фией зрелости указывают также колоссальное обогаще- ние и усложнив ее тематики, появление обстоятельных сочинений философов по отдельным мировоззренчес- ким вопросам, что говорит о начавшейся дифференци-
ации ранее единого, нерасчлененного философского знания. Весьма значительное развитие получил кате- гориальный аппарат философии, созданный главным образом усилиями Платона и Аристотеля. Он стал ос- новой европейской философской терминологии.
Наконец, о том, что философия в это время была на подъеме, свидетельствует достаточно широкое рас- пространение философских знаний и занятий в гре- ческом обществе, особенно благодаря деятельности софистов и Сократа. Об этом говорит, например, твор- чество трагиков и комедиографа Аристофана, вводив- ших в свои произведения как идеи философов, так и их самих. Но процесс расширения философской куль- туры протекал далеко не идиллически. Афинская об- щественность присматривала за философами и пресле- довала, используя институты государства (суд), тех из них, чьи учения казались опасными, подрывающими обычаи и религиозные верования полиса. Был обвинен в богохульстве и покинул Афины натурфилософ-про- светитель Анаксагор; были вынуждены бежать атеис- ты Диагор Мелосский (поэт) и Феодор Киренский (фи- лософ); по обвинению в нечестии и безбожии был предан суду и смерти Сократ. Все это явилось след- ствием дальнейшего развития и обострения противо- речий между народной религией и философией, кото- рые в зачаточной форме проявлялись уже во времена первых греческих философов.
i § 1. Воззрения софистов и Сократа _______
Одной из наиболее новаторских тенденций в фило- софии только что описанной классической эпохи явля- ется, по общему признанию, значительное усиление внимания к социально-политическим и человековедчес- ким вопросам, что привело в конце концов к возникно- вению особого раздела философии — учения о нравах (этика) и государстве (политика), к появлению, можно сказать, социальной философии и антропологии антич- ности. Причину этих изменений в предмете философии видят в установлении демократических порядков, демок- ратических институтов, прежде всего в самих Афинах
после реформ Фемистокла, Эфиальта и Перикла, а за- тем и в других полисах благодаря соответствующей политике демократических Афин по крайней мере в пределах Афинской архэ. Дело в том, что демократия требовала от граждан, вовлеченных в общественно-по- литическую деятельность, и от государственных деяте- лей определенных знаний для ее успешного осуществ- ления. С этим же обстоятельством связывают появление ораторского искусства, так как слово — важнейший ин- струмент политической борьбы в условиях демократии, и, соответственно, проявление внимания к нему со сто- роны философов, разработку ими теории красноречия, риторики, которая также становится одним из разделов философии. У истоков обозначенной культурно-фило- софской тенденции и разработки соответствующих раз- делов философии стоит ряд мыслителей, которые полу- чили общее наименование софистов.
Слово σοφιστής — «софист» совпадало по значе- нию со словом σοφός— «мудрец» и в таком смысле употреблялось до введения слова «философ», что, как известно, приписывают Пифагору. В описываемую нами эпоху слово «софист» приобрело уже иной смысл: оно стало обозначать платного учителя философии и риторики. По определению Ксенофонта, «продающих за деньги (свою) мудрость (каждому) желающему на- зывают софистами». Кроме того, оно стало приобре- тать одиозное значение диалектика-спорщика (эристи- ка), который ради победы в споре или словесном состязании (άγων, αγωνία) готов нарушать законы логи- ки, высказывать двусмысленные суждения, названные софизмами, пренебрегать истиной и т. п. Вновь сошлем- ся на слова Ксенофонта: «Софисты говорят с целью ввести в заблуждение... никто из них не был и не яв- ляется мудрецом... Итак, я советую остерегаться на- ставлений софистов, что же касается учений филосо- фов, то ими не следует пренебрегать». Как мы видим, имени «софист» стали придавать «порицательное зна- чение». «Софистами» называли тех, к кому хотели выразить отрицательное отношение.
Число мыслителей и писателей, относимых к со- фистам, довольно велико. Назовем старших и наибо- лее значительных, влиятельных из них, живших и учив-
ших в Афинах в период 460—380 гг. Это — Протагор из Абдеры, Горгий из Леонтины, Гиппий из Элиды, Про- дик с Кеоса. Сочинения софистов до нас не дошли. Известны только фрагменты их произведений, да сви- детельства об их учениях. Судя по источникам, софи- сты учили весьма многому: они обращались и к физи- ке (небесным явлениям), и к истории, и к риторике, и к другим отраслям знания. Протагор в качестве учите- ля красноречия получил прозвище Платная речь. Вот пример эрудиции софиста Гиппия Элидского: в своих беседах он касался геометрии, астрономии, теории музыки, живописи и скульптуры; рассуждал об осно- вании колоний и государственных делах. Но главной задачей софистов было научить людей мудрости и добродетели, тому, как «правильно во всем поступать» и «обо всем правильно говорить».
Уже в древности софистику определяли как фило- софствующую риторику. Горгий, а его даже считают основателем науки о красноречии, говорил: «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудесней- шие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробу- дить. (...) То же самое значение имеет сила слова в отношении к настроению души, какое сила лекарства относительно природы тел». Философские моменты в риторике представлены в учении о так называемых «общих местах» (общее место — χοινος τόπος, locus communis), которыми занимались Протогор, Горгий, Продик и другие софисты. «Общие места» — это прав- доподобные, внушающие доверие максимы, которыми оратор мог воспользоваться, произнося речь по тому или иному поводу. Они могли представлять собой кон- традикторные суждения, чтобы оратор мог выдвинуть как тезис, так и антитезис.
Из всего многообразия вопросов, привлекавших внимание софистов, мы отберем те, которые определи- ли их лицо и их вклад в античную философскую мысль: это вопросы социально-политического и этического плана, теория государства и права, проблемы морали, культуры и т. п. Известно, что Протагор и Критий,— один из тридцати тиранов в Афинах, сторонник
софистов — писали сочинения о государстве. Одним из предметов, преподаваемых Протагором, была муд- рость в государственных делах. В трактате «Двоякие речи» («Разговоры»), автор которого принадлежал к кругу софистов, сказано, что оратор должен наставлять город делать полезное и мешать делать вредное. В нем присутствует критика одного из нелепых предложений «народных ораторов» — выбирать на высшие государ- ственные должности по жребию. К ним обращен такой вопрос: «Что же ты сам своим слугам не поручаешь дела по жребию так, чтобы, если падет жребий, пахарь готовил обед, а повар пахал?» Показана и опасность такого подхода для демократии: жребий может пасть на тех людей в государстве, которые ненавидят демок- ратию и постараются погубить ее. Нужно, чтобы на- род смотрел и выбирал преданных ему: способных — на должности стратегов, а других — на должности блюстителей законов.
О демократических устремлениях некоторых софи- стов свидетельствует их выступление против благород- ства и знатности. Софист Ликофрон считал благород- ное происхождение чем-то совершенно пустым. По его словам, благородное происхождение признается толь- ко в угоду принятому мнению; поистине же неблаго- родные ничем не отличаются от благородных. В «Ок- сиринхском папирусе», содержащем взгляды софистов, также осуждается разделение людей на знатных, ува- жаемых и незнатных на том основании, что природа у всех людей одна.
Социально-правовые воззрения софистов переда- ет трактат «Аноним Ямвлиха», к положениям которого мы присоединим высказывания известного софиста Антифонта.
Итак, согласно их представлениям, люди сначала жили в одиночку, а затем, уступая необходимости, со- единились вместе. Совместная жизнь потребовала выхода из состояния беззакония, так как от этого люди терпели большой ущерб. При беззаконии благососто- яние не прочно, денежное обращение расстроено, бед- ность увеличивается. Усиливаются политические не- урядицы: вспыхивают войны и восстания; приходит тирания. Правопорядок, напротив, дает уверенность
и безопасность, защищает благосостояние, и хозяй- ственная жизнь процветает. Людям нет нужды тра- тить время на защиту своих интересов в суде. Они употребляют его на полезные дела. Они спокойны, потому что им не приходится бояться неожиданнос- тей и ужасных перемен в политическом положении. Так в обществе воцарились закон и право. Воцарились, как подчеркивал Антифонт, вследствие соглашения, а не по природе, придерживаясь характерного для со- фистов противопоставления природы и человеческо- го установления (обычая) или закона. Это известная в то время так называемая проблема (антиномия) φύσις (природа) — νόμος (закон, установление), которая про- слеживается при обсуждении многих различных воп- росов.
Закон и справедливость считались тем, что соеди- няет и сохраняет города и совместную жизнь людей. Согласно Антифонту, справедливость заключается в том, чтобы не нарушать законы государства, граждани- ном которого являешься. Поэтому не следует считать силу, служащую стремлением первенствовать, доброде- телью, а повиновение законам — трусостью. «Аноним Ямвлиха» доказывает данное положение, предлагая та- кой «мысленный эксперимент». Даже если бы суще- ствовал какой-нибудь человек, который бы возвышал- ся над природой людей, был бы несокрушим телом и душой, неуязвим, то и такой человек не мог бы пребы- вать в безопасности и сохранить свою жизнь, не под- чиняясь закону и опираясь только на силу. Дело в том, что люди могут выступить против него сообща и одо- леть его превосходством силы или хитростью. Эти рас- суждения можно сопоставить с известным эпизодом «Одиссеи» об ослеплении циклопа Полифема. Там буквально говорится теми же словами: «Или кто-либо губит тебя коварством и силой». К нему же можно добавить и мнение Крития о положении спартиатов, силой поработивших илотов: они вынуждены и есть, и спать вооруженными и не могут наслаждаться свобо- дой; они сами стали рабами своего страха перед угне- таемыми. В итоге делается такое важное заключение: «Сама сила как таковая может держаться только зако- ном и правом».
Полагая законы и правопорядок основой обще- ственной жизни, софисты тем не менее критически относились к ним и видели недостатки правового ре- гулирования отношений между людьми в сравнении с моралью. Предоставим слово Антифонту, который весь- ма пространно говорил об этом. Право не препятству- ет ни обиженному терпеть несправедливость, ни обид- чику совершать несправедливость. И даже в суде у потерпевшего нет никакого особого преимущества перед причинившим обиду, ибо он должен убедить судей, облеченных правом карать, что он потерпел несправедливость. А Критий в «Пейритое» замечает, что искусный оратор своими речами часто разрушает закон, извращая его на все лады.
Софисты понимали важную роль свидетелей в со- блюдении законов и осуществлении правосудия. Почте- ние к законам обеспечивают свидетели поступков лю- дей, так как свидетель позволяет привлечь преступника к суду и наказать за нарушение закона. По словам Антифонта, законы соблюдают в присутствии свидете- лей. Но в его же сочинении «Истина» отмечена проти- воречивость института свидетелей, необходимого при установлении судьями истины во взаимоотношениях людей. Он остроумно, но односторонне-софистически, подметил, что свидетель нарушает принцип справедли- вости, который гласит: «Справедливость заключается в том, чтобы не причинять никому обиды, если сам не испытываешь обиды». Дело в том, что свидетель, даже если он свидетельствует истину, вредит тому человеку, который не причинил ему вреда, так как вследствие свидетельских показаний он теряет деньги или жизнь. Свидетель вследствие этого возбуждает к себе ненависть и ему приходится остерегаться за свою жизнь.
Помимо сказанного о стремлении к благополучию и о свидетелях, софисты искали и иные основания и гарантии исполнения законов. Одни находили их в природе, другие — в религии, в боге. Антифонт пишет: «Оставаясь же наедине без свидетелей, [человек — В.З.] (будет следовать) законам природы. Ибо предписания законов произвольны (искусственны), (веления же) природы необходимы». Это означает следующее: за нарушение законов человека ждет кара, если просту-
пок открывается. А нарушивший требования природы получает от нее наказание, даже если поступок оста- ется скрытым, поскольку в этом случае вред причиня- ется не в мнении людей, но поистине.
Учение о религии как средстве, обеспечивающем законопослушание, о ее правовом назначении было выдвинуто Критием в его сатировой драме «Сизиф». Он утверждал, что бога выдумали древние законодате- ли, приписав ему роль надзирателя за поступками людей, чтобы никто тайно не обижал ближнего, боясь наказания от богов. Выразителем данного мнения был и великий трагик Еврипид. Ход его мыслей в целом таков. Введение законов положило конец отсутствию права. Но закон препятствовал совершению лишь явно несправедливых поступков, не препятствуя совершать их тайно. Чтобы устрашить злых людей, тайно делаю- щих дурное, мудрый муж придумал, что существует божество, которое видит все поступки и знает все помыслы людей, и убедил людей в том, что от него ничего не утаится.
Сама проблема повиновения людей законам, про- блема законопослушания, поставленная софистами, и их поиски средств обеспечения этого: указание на беды от беззакония и на блага правопорядка, устрашение людей свидетелями, природой и богом, т. е. наказани- ем — все это ведет нас к тому выводу, что софисты видели в человеке существо, которое само по себе, по своей сущности склонно решать свои проблемы на путях беззакония, с помощью силы (по праву сильно- го), насилием. Об этом свидетельствует приписывае- мое софисту Трасимаху мнение о том, что «справедли- вое есть не что иное, как полезное более сильному». Да и в «Похвале Елене» Горгия есть такие слова: «Ведь таков закон природы, что более сильное не может быть удержано более слабым, но более слабое подчиняется более сильному и им управляется, и более сильное руководит, более же слабое следует за ним».
Отсюда становится понятным и другое положение софистов (Антифонта) о том, что «многие (предписа- ния), признаваемые справедливыми по закону, враж- дебны природе (человека)». Действительно, если чело- век склонен поступать самовольно, опираясь на силу,
то законы, естественно, ограничивают его в этом отно- шении, стесняют его свободу. Приведем опять же весь- ма яркие суждения Антифонта на этот счет: «Установ- лены законы относительно глаз, что им следует видеть и чего не следует; и для ушей, что им следует слышать и чего не следует; и для языка, что следует ему гово- рить и чего не следует; и относительно рук, что им следует делать и чего не следует; и для ног, куда им следует идти и куда не следует; и для мысли, на что ей следует устремляться и на что не следует». Заключе- ние же он делает следующее: «Что же касается полез- ных (вещей), то те из них, которые установлены (в качестве полезных) законами, суть оковы (для челове- ческой) природы». Но в высказываниях Антифонта можно увидеть и своего рода протест против тотально- го контроля за человеком, против тоталитаризма.
В области этико-антропологических знаний и дея- тельности главной целью софистов было научить чело- века мудрости и добродетели. Отсюда основополагаю- щее утверждение их педагогики: мудрость и добродетель можно познать и им можно научиться. Автор «Двояких речей», полемизируя с противоположной точкой зрения, ссылается на то, что «учителя обучают наукам, которые сам учитель знает, и владеющие искусством играть на лире учат играть на лире». Приводит он в пример и знаменитого скульптора Поликлета, который научил своего сына делать статуи.
Софисты учили кратко излагать мысли и постигать истину вещей, учили искусству составления речей и знанию природы вселенной, как она есть и как она возникла. Ибо тот, кто имеет знание о природе вселен- ной, будет учить государство правильно во всем посту- пать. А знающий искусство составления речей умеет обо всем правильно говорить. Общим для многих со- фистов было стремление воспитать в человеке деятель- ную натуру. Труд, работу, обучение, воспитание и муд- рость Протагор считал венцом славы, возложенным на голову человека. О добродетели как украшении дела говорил Горгий. В «Анониме Ямвлиха» называются условия, при которых человек вырабатывает в себе храбрость, красноречие, добродетель, это — стремле- ние к прекрасному и хорошему, трудолюбие, учеба. Но
наиболее показательным в рассматриваемом отноше- нии является сочинение Продика «Времена года», в котором рассказывается о встрече Геракла с Доброде- телью, призывающей его совершать прекрасные под- виги и подкрепляющей свой призыв рассказом о том, «как боги устроили существующий мир», а именно о том, что «боги не дают людям ничего доброго и пре- красного без труда и заботы». Это значит, что человек должен непрестанно трудиться: чтить богов, делать друзьям добро, приносить пользу городу, благодетель- ствовать Греции, обрабатывать землю, заботиться о стадах и т. п. Добродетель, таким образом, раскрывает- ся в труде, требует дела, деятельности: без нее «не делается хорошее дело, ни божеское, ни человеческое».
Целями человеческой жизни и деятельности софи- сты считали достижение нравственных ценностей: добродетели, справедливости, славы и т. п. Благодаря совершенным деяниям люди в определенный судьбою час кончины умирают не в забвении и бесчестии, но славятся в песнях, вечно живут в памяти людей, пишет Продик. В «Анониме Ямвлиха» сказано, что человек не должен поддаваться соблазну денег, через что все люди портятся, а, не щадя своей жизни, стремиться к спра- ведливости и искать добродетели. Одно из изречений Антифонта содержит мысль о том, что пока люди копят средства, как если бы им предстояло прожить какую- то вторую жизнь, их настоящая жизнь уходит. Соглас- но «Анониму Ямвлиха», не следует спасать свою жизнь ценою бесчестия. Наоборот, следует ценою жизни ос- тавить после себя неувядаемую и вечно живую славу (тут явная перекличка с Гераклитом).
Радамант, герой одноименной драмы Крития, пере- числяя обычные устремления людей — возвыситься, иметь богатый дом и т. п.,— говорит: «Я же не хочу ничего этого, я желал бы (лишь) стяжать добрую славу».
Софистов, по-видимому, следует считать основа- телями того жанра философской литературы, который называют «утешениями» (лат. — consolationes). У ис- токов его стоит Трасимах Халкедонский, написавший сочинение «О сожалениях», в котором содержались «речи жалобные и уносящие (нашу мысль) к старости и бедности». Трасимах учил, что должно побудить су-
дью к состраданию и снискать к себе его жалость, оплакивая старость, бедность, детей и т. п. Плутарх сообщает, что и Антифонт Рамнузийский «составил «искусство быть беспечальным», подобно тому как для больных есть медицина у врачей». Таким образом, мы находим у софистов представление о психотерапевти- ческом назначении философии и риторики. В Корин- фе Антифонт объявил, что может посредством речей лечить от печали и утешать скорбящих. Полагают, что ему принадлежит сентенция: «Самое приятное про- жить жизнь беспечально».
На толковании софистами категорий нравственно- сти значительно сказалась их позиция риторов и диа- лектиков-спорщиков, склонных к субъективно-реляти- вистской точке зрения на явления человеческой жизни. Общим выражением этого подхода является знамени- тый тезис Протагора «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществую- щих, что они не существуют».
Софист-оратор выбирает из «общих мест» то, что лучше всего подходит для его цели, безотносительно к нравственному смыслу избираемого «места». При- мер такого релятивизма — трактат «Двоякие речи». Его общее положение такое: «(Добро и зло) одно и то же, и то, что благо для одних, для других есть зло, и для одного и того же человека (то же самое) бывает иног- да благом, иногда злом». Оно иллюстрируется многи- ми суждениями такого рода: болезнь есть зло для боль- ных, для врачей же — благо; смерть есть зло для умирающих, а для могильщиков — благо; богатый урожай хлебов для земледельцев — благо, а для тор- говцев — зло.
Вслед за этим повторяются сходные рассуждения о прекрасном и постыдном, исходящие из тезиса: прекрас- ное и постыдное одно и то же. Например, наряжаться, намазываться белилами и надевать золотые украшения для мужчины постыдно, женщине же прилично; делать добро друзьям прекрасно, врагам же постыдно; перед неприятелем бежать стыдно, а перед тем, с кем сорев- нуешься на ристалище, прилично.
Интересно при этом то, что автор этих сентенций обращается к историко-культурному, этнографическо-
му материалу, обосновывая их различием взглядов народов на постыдное и приличное. Так, у спартанцев не получить художественного и научного образования считается приличным, у ионян же не знать всего этого постыдно. Массагеты убивают своих старых родите- лей и съедают их, и у них считается прекраснейшей могилой быть похороненным в своих детях. В Греции же сделавший подобное был бы изгнан или наказан как совершивший постыдное и ужасное преступление. Смачивать глину руками, хлеб же месить ногами у египтян считается приличным, а у греков наоборот. За всеми этими примерами следует заключение: «Ничто не считается повсюду ни прекрасным, ни постыдным. Но место и время по произволу делают одни и те же (деяния) то постыдными, то прекрасными». Вообще говоря, все на надлежащем месте прекрасно, на непо- добающем же месте постыдно.
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав!Последнее добавление