Общая характеристика интерсоциального блока глобальных проблем. 3 страница

Если воспользоваться данными Всемирного банка, то обнаруживается: соотношение доходов 5% «верхнего» этажа человечества с доходами 5% «нижней» его части равняется 78:1 (1988 год); 114:1 (1993 год)[191]. В этом контексте пример Украины выглядит также впечатляюще[192]. И всё же, общая экспозиция, следуя данным ООН, не в пользу основной части человечества: в «богатых» странах сегодня проживает 15 % населения земного шара; в «бедных» – 78 %; в странах с переходной экономикой – 7 %. При этом, на одном полюсе находятся 1,2 млрд. человек, дневной доход которых составляет 1 $, а на другом т.н. «золотой миллиард», доходы которого находятся в коридоре от 80 до 100 $. Кроме того, в современной глобалистике осуществляется мониторинг среднедушевого ВВП. Так, на 2000 год «на дне» находились Бенгладеш (930 $), Бирма (1080$), Гана (1110 $); близко к ним расположены бывшие республики СССР, включая Украину (3685 $); на «вершине» расположены Швейцария (21 600 $), Дания (22 055 $), Норвегия (22 300 $), Канада (22 400 $), США (27 270 $)[193]. При этом средняя продолжительность жизни в западных странах составляет 78 лет, в то время как в бедных только 52 года[194].

Данная картина является отражением как экономических, так и политических процессов, развернувшихся в мире, напомним, в эпоху модерна. Но мы едва ли поймем эту ситуацию, если не учтем следующую шутку (а на самом деле обобщенное представление американцев), брошенную одним из самых известных американских экономистов и социологов Дж.К.Гэлбрейтом: у врат рая святой апостол Петр будет требовать от людей свидетельство их вклада в валовый национальный продукт[195]. На самом деле здесь сформулирована установка на легитимность богатого, а никакого другого общества.

Другой и не менее важный аспект образовавшегося социально-экономического разрыва связан с произошедшим в конце ХХ века «технологическим разрывом» или переходом части обществ в иное, по сравнению с индустриальным, пространственно-временное и субъектно-деятельностное измерение. «Разработчики новых технологий, а точнее – владельцы организационных и исследовательских технологий разработки таких принципов – и являются наиболее влиятельными субъектами современной мировой экономики, в наибольшей степени контролирующими рынки своей продукции и практически избавленными от внешней конкуренции»[196]. Этот фактор имеет и далекоидущие социальные последствия. Далее (в следующей теме) более подробно будет обрисована специфика этого вопроса, но здесь стоит обратить внимание на одну немаловажную деталь.

Отталкиваясь от столь противоречивого положения дел, российский экономист и социолог В.Л.Иноземцев с большим скепсисом видит перспективы его, современного мира, изменения, которые должен инициировать, прежде всего, сам Запад: «у западного мира сегодня нет достаточных сил, средств и ресурсов для одновременного выравнивания обеих важнейших диспропорций, сопровождающих становление постэкономического типа хозяйства»[197]. С другой стороны, рассчитывать на собственные организационные, технологические, финансово-экономические и другие ресурсы весьма разнородному не-Западу просто не приходится. То же справедливо для дихотомии «Север» – «Юг», которая отражает реальную социально-экономическую и технико-технологическую расстановку сил в мире. Поэтому, «самостоятельное вхождение каких-либо стран в круг постэкономически устроенных держав в современных условиях невозможно»[198]. И в случае элементарной помощи отдельными государствами Запада (Севера) – Востоку (Югу) никак не снижают остроты проблемы. Скажем, Франция вносила инициативу по отчислению 0,1 % прибылей ведущих государств мира, а также транснациональных корпораций в пользу бедных и отсталых регионов мира. Однако это благое намерение (этой суммы хватило бы для решения проблемы голода) не было услышано и реализовано. Тоже можно сказать относительно списания долгов «бедных» стран. Отсюда следует неутешительный вывод о продолжении дрейфа человечества, при слабой регуляторной политике со стороны ООН и других международных институтов, в направлении дальнейшей дифференциации и поляризации.

Следующей важной проблемой мирового развития является международный терроризм. Сегодня большинство людей знают или слышали о террористических актах в Великобритании, США, Испании, России (Чечня, Буденовск, Беслан, Москва), Турции, Ираке... Но мало кто задумывается о природе данного феномена, ставшего планетарным и резонансным явлением современной жизни. Концептуально терроризм может быть определен как: а) угроза применения насилия в политических целях отдельными лицами или группами лиц, действующими против существующего в стране режима; б) противоправное использование сил против людей и их собственности, безопасности, в т.ч. в целях давления на власть, её устрашения, а также против гражданского общества и его институтов; в) система мер, применяемых организованными группами и политическими силами в контексте силового изменения баланса существующих в регионе, стране или мире сил. Тем не менее, целесообразно не смешивать эти понятия, отражающие различные, хотя иногда и совпадающие стороны феномена терроризма[199].

В современной глобалистике терроризм (несмотря на все его разнообразные формы и ипостаси) принято подвергать тщательной классификации. Так, по сферам общественной жизни выделяют следующие виды терроризма: а) политический; б) социальный; в) национальный; г) территориально-сепаратистский; д) мировоззренческий; и е) уголовный. Разумеется, каждый из них имеет определенную специфику, генерируемую, главным образом, идеологическими, идейно-мировоззренческими, экономическими и бытовыми факторами. Так, организация «Тамильские тигры», действующая в Шри-Ланке, строит свою деятельность на отрицании политического режима и существующей конфессиональной традиции, предлагая взамен собственное видение устройства общества и его перспектив. Тоже можно сказать о деятельности таких организаций как «Аль-Каида», ЭТА, «Исламское движение Восточного Туркестана».

Думается, что наиболее важной в деле понимания масштабов террористической деятельности, служит классификация в зависимости от территории его распространения. В соответствии с этим основанием фиксируют: 1) внутренний (локальный); 2) государственный (региональный); и 3) международный. Такая классификация помимо своего главного предназначения, интересна ещё и тем, что она отражает эволюцию терроризма как такового. И здесь мы видим то обстоятельство, в соответствии с которым деятельность курдов в Турции или антитеррористическая война Израиля с Ливаном (точнее, с «Хезболлой») – это варианты локально-регионального масштаба, чего не скажешь об «Аль-Каиде», которая распространяет свою активность на многие страны и континенты. Данная организация, как показали реальные события, строится по сетевому принципу, т.е. имеет мобильную структуру и может функционировать в условиях различных политических режимов. Испания, Великобритания и Россия – вот далеко неполный перечень стран, куда проникла террористическая сеть и где она уже осуществила вопиющие акты террора. Однако мир помнит и о государственном терроризме, который основан на: 1) привлечении негосударственных экстремистских организаций для репрессий скрытого характера («Ку-клус-Клан» в США); 2) принудительном преобразовании общества путем направления правительственных усилий на создание принципиально иного образа жизни («красный террор» большевистской власти и «белый террор» как ответ на него); 3) геноциде или преднамеренном истреблении той или иной социальной общности (геноцид армян, греков и ассирийцев в Османской империи в период с 1915 по 1923 гг.).

Тем не менее, терроризм как сложное социальное (интерсоциальное) явление, как способ «эффективной» политической борьбы за последние годы претерпел качественные изменения. Если ранее террористические организации прибегали к запугиванию отдельных лиц или групп лиц[200], то сейчас объектом террористических атак могут быть тысячи и десятки тысяч людей, государственная инфраструктура, международные транспортные и энергетические магистрали. Об этом, к примеру, свидетельствуют данные МАГАТЭ (Международного агентства по ядерной энергетике): в период с 1993 по 1995 годы на атомных объектах заметно возросли пропажи радиоактивных материалов (их число составило 827!)[201]. Причем, большинство инцидентов произошло в Европе. Террористический параллельный мир вооружается и готовится к новым схваткам. В контексте поиска безопасности многими государствами или группами государств, эта тенденция в ближайшее время, похоже, будет усиливаться. Аденский залив и действующие здесь сомалийские пираты давно являются головной болью для ЕС, США, России, Украины и других государств мира.

С другой стороны, международный терроризм характеризуется и количественными показателями. Сегодня, отмечают эксперты, в 70 странах мира насчитывается более 500 террористических организаций и группировок[202]. Многие из них связаны друг с другом и образуют мощный анти-американский или шире – анти-западный фронт. Так, на Ближнем Востоке протагонисты Запада и Израиля (Палестина, Ливан, Сирия) активно используют радикальные группировки для установления некоторого баланса сил в регионе. Тоже справедливо для Ирана и Ирака, находящих ресурсы для организованного сопротивления коллективной западной анти-террористической операции в Азии. Говоря об эффективности последней, инспирированной президентом США Дж. Бушем-младшим после 11 сентября 2001 года, следует обратить внимание на непропорциональность «ответа» – «вызову», которая выражается в количестве потерь: потери мирного населения в Афганистане и Ираке в 200 (!) раз превышают число жертв 11 сентября 2001 года[203].

Одной из главных причин живучести и динамичности феномена терроризма является его, терроризма, идеологическое обеспечение. В условиях явного кризиса современной политической системы мира, в основе которой лежит девальвированная идея национального государства, мощные террористические организации выдвигают альтернативные проекты развития человечества, либо его части. Для примера возьмем исламскую цивилизацию[204], где в качестве сверхактивного идеологического инструмента используется исламизм. Последний, по мнению А.В.Малашенко, характеризуется множеством оттенков – фундаментализм (неофундаментализм), интегризм, политический ислам, ваххабизм (неоваххабизм), традиционализм (неотрадиционализм), нативизм, джихадизм, джихадистский исламизм и ревайвализм[205]. Каждый из этих идеологических ракурсов видит мир исламизированным на локальном, региональном и глобальном уровнях. Однако именно последний, глобальный проект несет в себе наибольшую угрозу: «не в силах подчинить себе враждебный «истинному исламу» мир, исламисты способны систематически «наказывать» противников, наносить им полновесные удары. Главной формой «наказания» избран «террор»[206]. Сегодня, что хорошо известно, его осуществляют шахиды, верящие в праведность своей жертвы во имя утверждения теократического порядка.

Кроме того, существует и более дифференцированное представление о причинах современного терроризма. Так, российский ученый В.А.Соснин полагает, что у терроризма есть четыре основные причины:

1) тяжелые условия жизни: голод, неравенство и болезни, процветающие в странах «третьего мира»;

2) базовая потребность в безопасности, субъективная оценка условий существования как опасных для жизни (своей собственной, семьи и своего сообщества);

3) потребность в независимости, способности самостоятельно принимать решения относительно собственной жизни, свободы и счастья;

4) потребность в общественном уважении, в признании своей этнической, культурной и религиозной идентичности[207]. Конечно, такая точка зрения может быть воспринята как оправдание терроризма, но учет социально-психологических факторов – на фоне идеологии – даёт более адекватное представление о природе данного феномена.

Несомненный интерес также представляют классификации терроризма, опирающиеся на специфику методов и средств его осуществления. Именно трансформация методов позволяет развиваться и оформляться терроризму в современном мире весьма активно. В первом случае, мы имеем дело с физическими и информационно-психологическими методами террора (прямое и дистантное воздействие на жертв); во втором, с использованием как традиционных (стрелковое оружие, взрывчатка, отравление и т.д.), так и нетрадиционных средств насилия (ядерного, химического, биологического, компьютерного, космического). И всё же, в интриге современных мировых процессов наибольшую озабоченность, в т.ч., с развитием информационных технологий в экономической и политической сферах, вызывает кибертерроризм. Не секрет, что в наши дни появились субъекты этой деятельности – хакеры и новички, способные за счет размытых границ киберпространства, относительной анонимности и неуязвимости, доступности подавляющего большинства сетей для контакта, атаковать «заказанную» жертву. Этой жертвой может стать политический центр и Пентагон, любой банк или биржа мира, учреждение или неугодное лицо.

У современного терроризма, несомненно, есть и экономическая сторона. В этом смысле терроризм тесно сопряжен с трафиком оружия, наркотиков, товаров и людей, отмыванием «грязных денег» и др. преступных операций. Но он же – в определенном смысле – является активатором «экономической» деятельности. Вспомним, что в Чечне в 90-е годы прошлого века наиболее крупные группировки контролировали добычу и транспортировку нефти, контрабандную торговлю оружием и наркотиками, специализировались на похищении людей и их торговле. Другим, не менее значимым направлением этой деятельности, является лоббирование своих интересов в государственных структурах. Здесь можно сослаться на опыт итальянской мафии (недавний скандал с вывозом мусора из городов) и колумбийских картелей, кровно заинтересованных в продавливании своего «бизнеса» через властный аппарат страны.

Переходя к рассмотрению следующей группы проблем – наркотрафика, торговли людьми и человеческими органами, нужно сразу отметить их сверхактуальный характер. Достаточно сказать, что в 1997 году в структуре ООН был создан специальный орган – Управление по наркотикам и преступности (UN Office on Drugs and Crime), в компетенцию которого входит контроль текущей ситуации и формирование общественного мнения по данной проблеме. В свою очередь, на ХХ конгрессе ООН (апрель 2000), посвященном проблемам преступности, отмечалось, что торговля людьми – это самый быстро развивающийся в мире бизнес.

Однако если вспомнить историю, то интерес к наркотикам народы мира испытывали всегда. Становление «наркоцивилизации» (И.В.Бестужев-Лада) охватило Средиземноморье, Африку, Азию, Океанию, Латинскую и Северную Америку. Но именно внутри западной цивилизации в ХХ веке происходит смещение смыслов, им изначально приписываемых (религиозное или релаксирующее). В том числе потому, что ряд социальных процессов (в т.ч. движение контр-культуры 60 - 70-х гг. ХХ века) вывели тему наркотиков, их производства и употребления, на иной уровень. Сейчас термин «наркотическое средство» имеет: а) медицинское; б) юридическое; в) социальное значения. Последнее наиболее злободневно, поскольку наркозависимые люди (ищущие стимулирующего, угнетающего или галлюциногенного состояния) производятся современным обществом. Достаточно указать на то, что этот процесс трехчастен: вначале идет первичная, затем вторичная, и, наконец, третичная наркотизация человека[208], в результате которых он оказывается в «капкане». Речь идет об опийном маке, кокаиновом кусте и каннабисе (конопле), как трех основных растений, из которых промышленным путем производят все остальные виды наркотических веществ. Причем, данная социологическая схема инвариантна для многих обществ, включая те, где наркотики находятся под запретом.

Глобальный же контекст этой проблемы обнаруживает себя в масштабах производства наркотических средств, плюс их транзита к месту назначения, которым (потребителем) выступает главным образом Запад. Итак, основные объемы наркотиков производят в «Золотом треугольнике» (Таиланд, Бирма и Лаос), «Золотом Полумесяце» (исламские государства Среднего Востока, Пакистан, Афганистан, Иран), в Андском субрегионе (Колумбия, Боливия и Перу). К этим географическим ареалам мира следует добавить получившее независимость Косово, которое характеризуется и как перевалочный пункт азиатских наркотиков, и как самостоятельный субъект наркопроизводства и наркоторговли[209]. Однако, поражает другое: специалистами ООН подсчитано, что легальные поступления, вырученные за счет торговли наркотиками, приносят их владельцам 65 млн. $ ежеминутно (!). А ежегодный мировой объем продаж наркотиков по всему миру оценивается в 400 млрд. $.

Говоря о медицинской стороне дела, нужно подчеркнуть: воздействие наркотических веществ на центральную нервную систему может стать причиной изменений функционирования всей структуры человеческого организма. Кроме того, одно из важнейших свойств наркотиков – это быстрая зависимость от них рецепиента. В таком случае мы сталкиваемся с явно асоциальным, нередко деструктивным поведением.

На сегодняшний день ООН располагает Конвенцией против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, положения которой разделяют 182 государства мира.

Что же касается проблемы торговли «живым» товаром и человеческими органами, то мировое сообщество, как и отдельные государства только подходят к её полноценному изучению. Нужно заметить, что отечественный автор С.Л.Удовик, обращает внимание на «прописку» этих криминальных действий на территории бывшего СССР. Продажа детей и женщин, с одной стороны, и торговля «самым популярным среди организованной преступности товаром» – органами человека, с другой, последовательно вошли в нашу жизнь из-за резкого обвала её, жизни, качества в 90-е годы. Так, по оценкам специалистов 500 тыс. украинок присутствуют в турецких, греческих и немецких борделях именно в качестве «живого» товара[210]. Меры же государств, пресекающих этот «бизнес» пока неэффективны.

Переходя к рассмотрению проблемы диалога культур и цивилизаций, следует отметить её универсальный характер, и, вместе с тем, весьма малую продуктивность в её решении. Дело в том, что две западноцентристские концепции современной истории – «конца истории» Ф.Фукуямы и «столкновения цивилизаций» С.Хантингтона, в которых дана упрощенная модель современного мира по типу «Запад и остальной мир», опровергаются самим ходом событий последних двух десятилетий. Моноидеологизм, предложенный Западом собственно и привел к милитаризации мира, неравенству стран и континентов, всплеску террористической активности, наркотрафику и торговле людьми. На самом деле, не только эти, но и проблемы, о которых пойдет речь ниже, нуждаются в обсуждении и решении с позиций идеологий, основанных на постулате многообразия. Отсюда возникает идея диалога[211], как инструмента для построения новой парадигмы глобальных отношений.

Однако диалог предполагает «не просто любое пространство и тему общения, а позиционное оформление равноправно-партнерских отношений субъектов, субъективно подходящих к обсуждению проблемных ситуаций в пространстве диалога и проявляющих свою индивидуальность, развивающуюся в их решении»[212] (курсив – Э.С.). Отсюда закономерен вопрос: существуют ли в нынешней ситуации предпосылки для полноценного диалога цивилизаций, коль скоро и унитарная (В.Л.Иноземцев с его идеей «расколотой цивилизации»), и плюральная (идея С.Эйзенштадта о «множестве современностей» в эпоху глобализации) версии исторического процесса демонстрируют явный скепсис в этом вопросе.

Как это не парадоксально, но сегодня эти предпосылки нужно искать на пути создания ситуативных союзов для решения конкретных глобальных проблем – экологического, экономического, технологического, продовольственного плана[213]. Иначе говоря, дискретное человечество готово обсуждать и решать негативные стороны современной жизни. Выработка же более общих, стратегических и по своей сути, позитивных вопросов развития мирового сообщества цивилизаций, пока характеризуется большой неопределенностью существующей этико-нормативной базы. Дело в том, что межцивилизационные отношения сегодня имеют международное измерение и любой политический акт (скажем, осуществленный государством – представителем латиноамериканской цивилизации) имеет международный резонанс. Институт ООН, который накануне III тысячелетия призвал цивилизации к диалогу и сотрудничеству, сейчас нуждается в серьезном реформировании. Эксперты полагают, что идеи, которые были положены в основу функционирования Лиги Наций как предтечи ООН, а затем и самого ООН[214], не были полностью проведены в жизнь на протяжении почти ста лет. Объективных и субъективных причин затормозивших этот процесс здесь предостаточно. Сбой в работе нормативных принципов объясняется как цивилизационными различиями, так и двойными стандартами, которые использует западная цивилизация в контактах с не-западным миром. К примеру, кажущиеся универсальными внутри западной цивилизации права человека не являются таковыми в Китае, государствах-представителях исламской цивилизации, отчасти в других цивилизационных мирах. Пункт с двойными стандартами наиболее важен, поскольку Запад так и не научился воспринимать реальное многообразие как благо. Напротив, его мировоззренческие представления, методично опрокидываемые как на природу, так и на историю (мир иных обществ и культурных укладов) отличаются неустранимым стереотипом: многообразие есть угроза.

Каков же теоретический, а затем и практический путь в направлении диалога, предметом которого, повторимся, являются негативные и позитивные аспекты жизнеустройства и развития мирового сообщества?

В основу новой, диалоговой парадигмы, как считают специалисты, должны быть положены принципы равноправия, переосмысления образа «врага», децентрализации власти, заинтересованности в жизни «других» и личной ответственности каждого (участника мирового процесса и диалога)[215]. Конечно, как практические, нормоцентрирующие шаги они обладают определенной, хотя и гипотетической эффективностью в плане оптимизации (выравнивания) межцивилизационных отношений. Но если их подвергнуть детализации, то оказывается, что предлагаемый путь сам нуждается в дополнительном осмыслении. Ведь из фактов очень сложно выводить нормы. Так, если прибегнуть к расшифровке понятия ответственности, то, несомненно, речь должна идти не только об индивидуальном её уровне, сколько о коллективном. Тип и форма этой ответственности вообще выходит за рамки того, что может быть вменено отдельной личности, она знаменует собой иное – масштабно-планетарное выражение солидарной ответственности за текущие и грядущие изменения. И поскольку современное человечество, ведомое в будущее западной цивилизацией генерирует события (факты), которым нельзя сообщить обратный ход, актуальность глобальной ответственности несомненно возрастает с каждым днем.

При всей нынешней неопределенности в этом вопросе, думается, правильно будет акцентировать внимание на адекватной и справедливой дистрибуции (лат. destributus – распределенный) ответственности между всеми участниками процесса. Это распределение кажется справедливым в том случае, если Запад откровенно признает те фундаментальные опасности и риски (военные, колониальные, технологические, экономические, экологические и антропологические), которые он распространяет по миру с 1500 года, и возьмет на себя ответственность за судьбу целого раньше, чем все остальные. Доля же ответственности иных цивилизаций должна быть пропорциональна их нынешнему вкладу в соответствующие процессы. Проще говоря, паритетная ответственность – в такой ситуации, – выглядит как попрание жизневоспроизводства на основе принципа справедливости. В частности, по мнению румынского ученого Т.Серджиу, для организации справедливого мира необходимо провозглашение «права на развитие» всех обществ, так или иначе соотнесенных с современностью, и составляющих полицивилизационное поле человечества[216]. Принятие этого права всеми должно неминуемо привести к пересмотру социально-экономических процессов, реорганизации большинства международных учреждений для соблюдения возможности развития всех и каждого субъекта исторического процесса.

Кроме того, существуют и конкретные предложения, направленные на налаживание социокультурного партнерства цивилизаций. Так содержательную определенность имеют следующие глобальные проекты:

1) разработка глобального прогноза ООН «Будущее цивилизаций»;

2) создание научно-образовательного портала «Новая парадигма»;

3) разработка Всемирного научного наследия (наряду с природным и культурным, уже осуществляемым ЮНЕСКО);

4) организация образовательных систем нового типа для достижения целей тысячелетия;

5) развитие цивилизационного туризма;

6) создание просветительской организации «Светочи добра», призванной популяризировать и распространять ценности гуманистической этики[217]. Не следует, однако, думать, что эти проекты исчерпывают возможные формы и методы сотрудничества цивилизаций, но они исходят из реализма сложившейся ситуации. И если следовать этому реализму, то назрела необходимость в мобилизации здоровых сил для поиска формулы межцивилизационной гармонии.

Дата добавления: 2014-12-26