Политика США на международной арене 1 страница

1.2.

1.1.

В 1991-2014 ГГ.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

МИР ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»

Состояние и перспективы развития международных отношений в оценках представителей политико-академического сообщества США

В связи с окончанием «холодной войны» прекратила свое существование Ялтинско-Потсдамская система международных отношений, в основе которой лежала биполярность (СССР и блок социалистических стран, США и блок капиталистических стран).

Исследователи в основном согласны считать Ялтинско-Потсдамскую систему международных отношений завершившейся в 1991 г. с распадом / развалом СССР и прекращением противостояния по линии Восток – Запад, однако, фактически до сих пор нет единства в определении наименования системы международных отношений на современном этапе. Определенная их часть считает приемлемым название Post Cold-War Era.

Первоначально, процесс формирования «нового мирового порядка» характеризовался значительным усилением позиций США на международной арене, вплоть до установления их господства в мире.

После окончания «холодной войны» среди представителей политико-академического сообщества США, исследователей, специализирующихся на исследовании проблем международных отношений, наблюдалась, с одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремление объяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших изменений в мире.

Большинство представителей политико-академического сообщества США считало, что США и после окончания «холодной войны» имеют важнейшие интересы за рубежом, в том числе и в странах «Третьего мира», которые должны быть последовательно обеспечены. Подчеркивали они также, что США должны продолжать играть активную роль в мировых делах.

В результате, в 1990-е годы широко распространилось и укрепилось убеждение о том, что США, безусловно, представляют собой «супердержаву», равной которой нет никого в мире. Концентрированным выражением подобных взглядов явилась концепция Pax Americana, представляющая одну из многочисленных версий «мирового порядка», неоднократно выдвигавшихся различными государствами (в данном случае – со стороны США), в течение длительного времени вызревала как перспективная глобальная установка правящих кругов США, пока соответствующие ей конкретные исторические условия не создали предпосылки для попытки превратить ее в реальность.

К началу третьего тысячелетия идеи в духе Pax Americana укоренились в американском обществе. Концепция глобализма, имперская по своей сущности идеология, ориентирующаяся на достижение США абсолютного доминирования в системе международных отношений, получила в связи с этим достаточно широкое распространение.

Отрывок из статьи С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций»

(Huntington, Samuel P. The Clash of Civilizations? //

Foreign Affairs. Vol. 72. №3. Summer 1993. Р. 22-49)

Сэмюэл Филлипс Хантингтон – американский социолог и политолог, автор концепции, обнародованной им в статье «Столкновение цивилизаций?», опубликованной в 1993 г. в журнале Foreign Affairs, а затем в 1996 г. в книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка».

Концепция «столкновения цивилизаций» описывает динамику современных международных отношений сквозь призму конфликтов на цивилизационной основе. С. Хантингтон высказал мнение о неизбежности в недалёком будущем противостояния между исламским и западным мирами, которое будет напоминать советско-американское противоборство во времена «холодной войны».

С. Хантингтон утверждает, что географическое соседство цивилизаций, под которыми он понимает большие конгломераты стран, обладающие какими-либо общими определяющими признаками (культура, язык, религия и т.д.), нередко приводит к их противостоянию и даже конфликтам между ними. Эти конфликты обычно происходят на стыке или аморфно очерченных рубежах цивилизаций. Иногда эти конфликты можно предвидеть исходя из логики развития и взаимодействия цивилизаций.

«…Модель грядущего конфликта.

Мировая политика вступает в новую фазу, и интеллектуалы незамедлительно обрушили на нас поток версий относительно ее будущего обличия: конец истории, возврат к традиционному соперничеству между нациями-государствами, упадок наций-государств под напором разнонаправленных тенденций – к трайбализму и глобализму – и другие. Каждая из этих версий ухватывает отдельные аспекты нарождающейся реальности. Но при этом утрачивается самый существенный, осевой аспект проблемы.

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов.

Грядущий конфликт между цивилизациями – завершающая фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире. На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, оформившего современную международную систему, в западном ареале конфликты разворачивались главным образом между государями – королями, императорами, абсолютными и конституционными монархами, стремившимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное – присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породил нации-государства, и, начиная с Великой Французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями. В 1793 году, говоря словами Р.Р. Палмера, «войны между королями прекратились, и начались войны между народами».

Данная модель сохранялась в течение всего XIX века. Конец ей положила Первая мировая война. А затем, в результате русской революции и ответной реакции на нее, конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия, а затем – коммунизм и либеральная демократия. Во время «Холодной войны» этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении «Холодной войны», как и в отношении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием «Холодной войны» подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории – мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

Природа цивилизаций.

Во время «Холодной войны» мир был поделен на «первый», «второй» и «третий». Но затем такое деление утратило смысл. Сейчас гораздо уместнее группировать страны, основываясь не на их политических или экономических системах, не по уровню экономического развития, а исходя из культурных и цивилизационных критериев.

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины – все они обладают своей особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности. Деревня в Южной Италии по своей культуре может отличаться от такой же деревни в Северной Италии, но при этом они остаются именно итальянскими селами, их не спутаешь с немецкими. В свою очередь европейские страны имеют общие культурные черты, которые отличают их от китайского или арабского мира.

Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский регион и Китай не являются частями более широкой культурной общности. Они представляют собой цивилизации. Мы можем определить цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов живых существ. Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких как язык, история, религия, обычаи, институты, - а также субъективной самоидентификацией людей. Есть различные уровни самоидентификации: так житель Рима может характеризовать себя как римлянина, итальянца, католика, христианина, европейца, человека западного мира. Цивилизация – это самый широкий уровень общности, с которой он себя соотносит. Культурная самоидентификация людей может меняться, и в результате меняются состав и границы той или иной цивилизации.

Цивилизация может охватывать большую массу людей – например, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: «Это цивилизация, которая выдает себя за страну».

Но она может быть и весьма малочисленной – как цивилизация англоязычных жителей островов Карибского бассейна. Цивилизация может включать в себя несколько наций-государств, как в случае с западной, латиноамериканской или арабской цивилизациями, либо одно-единственное – как в случае с Японией. Очевидно, что цивилизации могут смешиваться, накладываться одна на другую, включать субцивилизации. Западная цивилизация существует в двух основных вариантах: европейском и североамериканском, а исламская подразделяется на арабскую, турецкую и малайскую. Несмотря на все это, цивилизации представляют собой определенные целостности. Границы между ними редко бывают четкими, но они реальны. Цивилизации динамичны: у них бывает подъем и упадок, они распадаются и сливаются. И, как известно каждому студенту-историку, цивилизации исчезают, их затягивают пески времени.

На Западе принято считать, что нации-государства – главные действующие лица на международной арене. Но они выступают в этой роли лишь несколько столетий. Большая часть человеческой истории – это история цивилизаций. По подсчетам А. Тойнби, история человечества знала 21 цивилизацию. Только шесть из них существуют в современном мире.

Почему неизбежно столкновение цивилизаций?

Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся:

Западная цивилизация.

Индуистская цивилизация.

Исламская цивилизация.

Конфуцианская цивилизация.

Латиноамериканская цивилизация.

Православно-славянская цивилизация.

Японская цивилизация.

Африканская цивилизация (возможно).

Самые значительные конфликты будущего развернутся вдоль линий разлома между цивилизациями…

Линии разлома между цивилизациями.

Если в годы «Холодной войны» основные очаги кризисов и кровопролития сосредоточивались вдоль политических и идеологических границ, то теперь они перемещаются на линии разлома между цивилизациями…

Выводы для Запада

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что:

1.Противоречия между цивилизациями важны и реальны.

2.Цивилизационное самосознание возрастает.

3.Конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта.

4.Международные отношения, исторически являвшиеся игрой в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизироваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица.

5.Эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними.

6.Конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации.

7.Вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн.

8.Главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром.

9.Политические элиты некоторых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями.

10.В ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Это не обоснование желательности конфликта между цивилизациями, а предположительная картина будущего. Но если моя гипотеза убедительна, необходимо задуматься о том, что это означает для западной политики...».

Отрывок из статьи Ф. Фукуямы «Конец истории»

(Fukuyama F. The End of History? //

The National Interest. Summer 1989. P. 3-18)

Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма – американский философ и политолог, автор концепции, обнародованной им в статье «Конец истории?», опубликованной в 1989 г. в журнале The National Interest, а затем в 1992 г. в книге «Конец истории и последний человек».

Согласно концепции «конца истории», распространение либеральных демократий во всём мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой человеческого правительства.

Ф. Фукуяма заявил, что идеологическая борьба завершена, и США с их либеральными ценностями в этом противостоянии одержали победу. По его мнению, этот триумф Запада, триумф западной идеи, проявляется прежде всего в полном истощении некогда жизнеспособных альтернатив западному либерализму. Наблюдаемое ныне – это, возможно, не просто окончание холодной войны или завершение какого-то периода всемирной истории, но конец истории как таковой; иначе говоря, это финальная точка идеологической эволюции человечества и универсализация либеральной демократии Запада как окончательной формы правительства в человеческом обществе. В представлении Ф. Фукуямы «конец истории», однако, не означает конец событийной истории, но означает конец века идеологических противостояний, глобальных революций и войн, а вместе с ними – конец искусства и философии.

«…Наблюдая, как разворачиваются события в последнее десятилетие или около того, трудно избавиться от ощущения, что во всемирной истории происходит нечто фундаментальное. В прошлом году появилась масса статей, в которых был провозглашён конец холодной войны и наступление «мира». В большинстве этих материалов, впрочем, нет концепции, которая позволяла бы отделять существенное от случайного; они поверхностны. Так что если бы вдруг г-н Горбачев был изгнан из Кремля, а некий новый аятолла – возвестил 1000-летнее царство, эти же комментаторы кинулись бы с новостями о возрождении эры конфликтов.

И все же растет понимание того, что идущий процесс имеет фундаментальный характер, внося связь и порядок в текущие события. На наших главах в двадцатом веке мир был охвачен пароксизмом идеологического насилия, когда либерализму пришлось бороться сначала с остатками абсолютизма, затем с большевизмом и фашизмом и, наконец, с новейшим марксизмом, грозившим втянуть нас в апокалипсис ядерной войны. Но этот век, вначале столь уверенный в триумфе Западной либеральной демократии, возвращается теперь, под конец, к тому, с чего начал: не к предсказывавшемуся еще недавно «концу идеологии» или конвергенции капитализма и социализма, а к неоспоримой победе экономического и политического либерализма.

Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. В последнее десятилетие изменилась интеллектуальная атмосфера крупнейших коммунистических стран, в них начались важные реформы. Этот феномен выходит за рамки высокой политики, его можно наблюдать и в широком распространении западной потребительской культуры, в самых разнообразных ее видах: это крестьянские рынки и цветные телевизоры – в нынешнем Китае вездесущие; открытые в прошлом году в Москве кооперативные рестораны и магазины одежды; переложенный на японский лад Бетховен в токийских лавках; и рок-музыка, которой с равным удовольствием внимают в Праге, Рангуне и Тегеране.

То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюция человечества а универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления. Это не означает, что в дальнейшем никаких событий происходить не будет и страницы ежегодных обзоров «Форин Афферз» по международным отношениям будут пустовать, - ведь либерализм победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном, материальном мире до победы еще далеко. Однако имеются серьезные основания считать, что именно этот, идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный. Чтобы понять, почему это так, следует вначале рассмотреть некоторые теоретические вопросы, связанные с природой происходящих в истории изменений…

Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, - вместо всего этого - экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Я ощущаю в самом себе и замечаю в окружающих ностальгию по тому времени, когда история существовала. Какое-то время эта ностальгия все еще будет питать соперничество и конфликт. Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 года, с ее североатлантической и азиатской ветвями. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?..».

Отрывок из книги Зб. Бжезинского «Великая шахматная доска (Господство Америки и его геостратегические императивы)»

(Brzezinski Zb. The Grand Chessboard: American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. New York: Basic Books, 1997)

Збигнев Казимеж Бжезинский – американский политолог, социолог и государственный деятель. Долгое время являлся одним из ведущих идеологов внешней политики США.

В середине 1960-х годов Зб. Бжезинский был назначен членом совета планирования Государственного департамента США. Зб. Бжезинский первым предложил объяснять всё происходящее в социалистических странах с позиций концепции тоталитаризма. Зб. Бжезинский – автор глобальной стратегии антикоммунизма, теории технотронной эры и концепции американской гегемонии нового типа. В 1960-х годах был на посту советника в администрациях Дж.Ф. Кеннеди и Л. Джонсона, занимал жёсткую линию по отношению к Советскому государству. В 1977-1981 гг. Зб. Бжезинский занимал должность советника по национальной безопасности в администрации Дж. Картера. Являлся активным сторонником секретной программы ЦРУ по вовлечению СССР в дорогостоящий и по возможности отвлекающий военный конфликт, о чём после начала Афганской войны написал Президенту США Дж. Картеру. В период президентства Уильяма Дж. Клинтона Зб. Бжезинский являлся автором концепции расширения НАТО на Восток.

В настоящее время Зб. Бжезинский является консультантом Центра стратегических и международных исследований и профессором в Школе передовых международных исследований Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса в Вашингтоне.

Зб. Бжезинский – член совета директоров Национальной поддержки демократии, член организации «Freedom House», член Трёхсторонней комиссии, член Американской академии гуманитарных и естественных наук, сопредседатель Американского комитета за мир в Чечне.

Наиболее известная работа Зб. Бжезинского – книга «Великая шахматная доска: Господство Америки и её геостратегические императивы». Книга представляет собой размышления о геополитическом могуществе США и о стратегиях, благодаря которым это могущество может быть реализовано в XXI столетии. Наибольшее внимание Зб. Бжезинский сосредотачивает на геополитической стратегии США относительно Евразии. В частности, Зб. Бжезинский полагает, что господство на Евразийском континенте фактически является господством во всём мире, и считает наиболее важными стратегическими целями США – распространить своё влияние в Центральной Азии и на постсоветском пространстве в целом (в первую очередь на Россию, занимающую наибольшую площадь этого пространства).

«…С того момента, как приблизительно 500 лет назад континенты стали взаимодействовать в политическом отношении, Евразия становится центром мирового могущества. Различными путями, в разное время народы, населяющие Евразию, главным образом народы, проживающие в ее западноевропейской части, проникали в другие регионы мира и господствовали там, в то время как отдельные евразийские государства добивались особого статуса и пользовались привилегиями ведущих мировых держав.

Последнее десятилетие XX века было отмечено тектоническим сдвигом в мировых делах. Впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между евразийскими государствами, но и самой могущественной державой в мире. Поражение и развал Советского Союза стали финальным аккордом в быстром вознесении на пьедестал державы Западного полушария – Соединенных Штатов – в качестве единственной и действительно первой подлинно глобальной державы.

Евразия, тем не менее, сохраняет свое геополитическое значение. Не только ее западная часть – Европа – по-прежнему место сосредоточения значительной части мировой политической и экономической мощи, но и ее восточная часть – Азия – в последнее время стала жизненно важным центром экономического развития и растущего политического влияния. Соответственно вопрос о том, каким образом имеющая глобальные интересы Америка должна справляться со сложными отношениями между евразийскими державами и особенно сможет ли она предотвратить появление на международной арене доминирующей и антагонистичной евразийской державы, остается центральным в плане способности Америки осуществлять свое мировое господство.

Отсюда следует, что в дополнение к развитию различных новейших сторон могущества (технологии, коммуникаций, систем информации, а также торговли и финансов) американская внешняя политика должна продолжать следить за геополитическим аспектом и использовать свое влияние в Евразии таким образом, чтобы создать стабильное равновесие на континенте, где Соединенные Штаты выступают в качестве политического арбитра.

Евразия, следовательно, является "шахматной доской", на которой продолжается борьба за мировое господство, и такая борьба затрагивает геостратегию – стратегическое управление геополитическими интересами…

Окончательная цель американской политики должна быть доброй и высокой: создать действительно готовое к сотрудничеству мировое сообщество в соответствии с долговременными тенденциями и фундаментальными интересами человечества. Однако в то же время жизненно важно, чтобы на политической арене не возник соперник, способный господствовать в Евразии и, следовательно, бросающий вызов Америке. Поэтому целью книги является формулирование всеобъемлющей и последовательной евразийской геостратегии…».

Отрывок из книги Г. Киссинджера «Дипломатия»

(Kissinger H. Diplomacy. New York: Simon and Schuster, 1994)

Генри Альфред Киссинджер – американский государственный деятель, дипломат и эксперт в области международных отношений. В 1969-1975 гг. – советник по национальной безопасности США. В 1973-1977 гг. – государственный секретарь США.

Сторонник так называеомй «реальной политики», Г. Киссинджер играл ключевую роль в процессе реализации внешней политики США в 1969-1977 гг. Г. Киссинджер был инициатором и исполнителем разрядки, сближения в отношениях США и СССР, США с КНР, а также Парижского мирного соглашения, которое должно было завершить войну во Вьетнаме.

Г. Киссинджер – автор фундаментального труда «Дипломатия» (1994 г.).

«…ГЛАВА ПЕРВАЯ

Новый мировой порядок

В каждом столетии, словно следуя некоему закону природы, похоже, появляется страна, обладающая могуществом, волей, а также интеллектуальными и моральными стимулами, необходимыми, чтобы привести всю систему международных отношений в соответствие с собственными ценностями. В XVII веке Франция при кардинале Ришелье предложила новый тогда подход к вопросу международных отношений, основывавшийся на принципах государства-нации и провозглашавший в качестве ко­нечной цели национальные интересы. В XVIII веке Великобритания разработала кон­цепцию равновесия сил, господствовавшую в европейской дипломатии последующие двести лет. В XIX веке Австрия Меттерниха реконструировала «европейский кон­церт», а Германия Бисмарка его демонтировала, превратив европейскую дипломатию в хладнокровную игру силовой политики.

В XX веке ни одна страна не оказала столь решительного и одновременно столь ам­бивалентного влияния на международные отношения, как Соединенные Штаты. Ни одно общество не настаивало столь твердо на неприемлемости вмешательства во внутренние дела других государств и не защищало столь страстно универсальности собственных ценностей. Ни одна иная нация не была более прагматичной в повсе­дневной дипломатической деятельности или более идеологизированной в своем стремлении следовать исторически сложившимся у нее моральным нормам. Ни одна страна не была более сдержанной в вопросах своего участия в зарубежных делах, даже вступая в союзы и беря на себя обязательства, беспрецедентные по широте и охвату.

Специфические черты, обретенные Америкой по ходу ее исторического развития, породили два противоположных друг другу подхода к вопросам внешней политики. Первый заключается в том, что Америка наилучшим образом утверждает собственные ценности, совершенствуя демократию у себя дома, и потому служит путеводным мая­ком для остальной части человечества; суть же второго сводится к тому, что сами эти ценности накладывают на Америку обязательство бороться за их утверждение во все­мирном масштабе. Разрываемая между ностальгией по патриархальному прошлому и страстным стремлением к идеальному будущему, американская мысль мечется между изоляционизмом и вовлеченностью в международные дела, хотя со времени оконча­ния второй мировой войны превалирующее значение приобрели факторы взаимозави­симости.

Оба направления мышления, соответственно трактующие Америку либо в качестве маяка, либо как борца-крестоносца, предполагают в качестве нормального глобаль­ный международный порядок, базирующийся на демократии, свободе торговли и международном праве. Поскольку подобная система никогда еще не существовала, ее создание часто представляется иным чем-то утопическим, если не наивным. И все же исходивший из-за рубежа скептицизм никогда не замутнял идеализма Вудро Вильсо­на, Франклина Рузвельта или Рональда Рейгана, да и, по существу, всех прочих аме­риканских президентов XX века. Во всяком случае, он лишь подкрепил веру амери­канцев в то, что ход истории можно переломить и что если мир действительно жаждет мира, то он должен воспользоваться американскими рецептами морального порядка.

Оба направления мышления являются продуктами американского опыта. Хотя су­ществовали и существуют другие республики, ни одна из них не создавалась созна­тельно в целях утверждения и защиты идеи свободы. Никогда ни в одной другой стране население не избирало своей задачей освоение нового континента и покорение его диких пространств во имя свободы и процветания всех. Таким образом, оба под­хода, изоляционистский и миссионерский, столь противоречивые внешне, отражают общую, лежащую в их основе веру в то, что Соединенные Штаты обладают лучшей в мире системой управления и все прочее человечество может достигнуть мира и про­цветания путем отказа от традиционной дипломатии и принятия свойственного Аме­рике уважительного отношения к международному праву и демократии.

Вхождение Америки в международную политику превратилось в триумф веры над опытом. С того момента, как в 1917 году Америка вышла на мировую полити­ческую арену, она была до такой степени уверена в собственных силах и убеждена в справедливости своих идеалов, что главнейшие международные договоры нынешне­го столетия стали воплощением американских ценностей — начиная от Лиги наций и пакта Бриана – Келлога вплоть до Устава Организации Объединенных Наций и Заключительного акта совещания в Хельсинки. Крушение советского коммунизма знаменовало интеллектуальную победу американских идеалов, но, по иронии судь­бы, поставило Америку лицом к лицу е таким миром, появления которого она на протяжении всей своей истории стремилась избежать. В рамках возникающего меж­дународного порядка национализм обрел второе дыхание. Нации гораздо чаще ста­ли преследовать собственный интерес, чем следовать высокоморальным принципам, чаще соперничать, чем сотрудничать. И мало оснований полагать, будто старая как мир модель поведения переменилась либо имеет тенденцию перемениться в бли­жайшие десятилетия.

Дата добавления: 2015-05-07