Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 48 страница

меняем. А денек правда замечательный.

- Мы привезем вам цветов, - пообещала Абра.

- Спасибо, я люблю азалии. Ну что ж, желаю приятно провести время.

С этими словами Адам ушел. Тогда Кейл предложил Ли:

- Может, ты с нами поедешь, Ли?

- Вот уж не думал, что такое сморозишь, - сердито сказал тот.

- Правда, поедем!- позвала Абра.

- Не смешите меня.

c 4

Речушка, что, журча, протекала через Алясаль у подножия хребта Габилан,

была необыкновенно живописна. Вода мягко перекатывалась через валуны и

полоскала обнаженные, словно бы вымытые корневища стоящих вдоль берега

деревьев.

Аромат азалий и дурманящая свежесть от действия солнца на хлорофилл

растений наполняли воздух. На берегу стоял "форд", и от его еще не остывшего

мотора наплывали волны жара. Заднее сиденье автомобиля было засалено

охапками веток азалии. Кейл и Абра сидели, свесив ноги в воду, посреди

пакетов с едой.

- Они всегда вянут, пока домой довезешь, - сказал он и уел.

- Зато можно сказать, что долго собирали, - отозвалась Абра и добавила:

- Если ты такой недогадливый, сама...

- Что - сама?

Абра потянулась и взяла его руку.

- Вот что.

- Я боялся.

- Чего?

- Сам не знаю.

- А вот я не побоялась.

- Мне кажется, девчонки вообще гораздо смелее.

- Наверное.

- А ты чего-нибудь боишься?

- Еще бы. Я испугалась, когда ты сказал, что я панталоны обмочила.

- Ужасно подло с моей стороны. Сам не знаю, зачем я это ляпнул... -

начал Кейл и запнулся.

Ее пальцы стиснули ему руку.

- Я знаю, о чем ты думаешь. Не надо.

Кейл посмотрел на бурлящий речной поток и большим пальцем ноги ковырнул

бурую гальку.

- Ты думаешь, что это только в тебе сидит, да? - спросила Абра.

Нехорошее только к тебе прилипает?

- Н-не знаю...

- А я знаю! Тогда я тебе вот что скажу. У моего отца серьезные

неприятности.

- Неприятности? Какие?

- Не подумай, что я подслушивала, из-за двери было слышно. Он просто

притворяется, что болен. Сам что-то натворил, а теперь трусит.

Кейл повернулся к ней.

- Что именно натворил?

- Кажется, забрал деньги, принадлежащие его фирме. И теперь не знает,

посадят его компаньоны или разрешат вернуть деньги.

- Откуда ты все это узнала?

- Они собрались в комнате, где он лежит, и так кричали, просто ужас!

Мама даже патефон завела, так неприлично было.

- А ты не придумываешь?

- Нет, не придумываю.

Он пододвинулся поближе, положил голову ей на плечо; рука его робко

обвила ее талию.

- Вот видишь, ты не один такой...- Она посмотрела на него искоса. - Ой,

теперь, кажется, я боюсь...- сказала она слабеющим голосом.

Было три часа пополудни. Ли сидел у себя за письменным столом и

разглядывал каталог семенного материала. Его внимание остановила цветная

картинка душистого горошка.

- А неплохо будет смотреться на заднем заборе. Болотину заслонит.

Только хватит ли ему там солнца? - Услышав звук собственного голоса, Ли

поднял голову и засмеялся. Он все чаще ловил себя на том, что разговаривает

сам с собой, когда в доме никого нет.

- Это возрастное, - сказал он вслух.- Замедляется мыслительный процесс,

и поэтому...- Он вдруг умолк и на секунду замер.- Совсем уж странно

прислушиваться неизвестно к чему. А я чайник на газу не оставил? Нет,

снял... точно помню.- Он снова прислушался. - Слава богу, не суеверный я.

Только дай воображению волю, примерещится, будто привидения ходят. Такое

услышишь...

Зазвонил дверной звонок.

- Ну вот, именно этого я и ждал. Нет, не пойду. Пусть себе звонит.

Нечего поддаваться предчувствиям. Пусть звонит.

Звонок больше не позвонил.

На Ли вдруг напала беспросветная, непроходимая усталость, навалилось

какое-то безысходное отчаяние. Он попытался рассмеяться. "Вот он, выбор.

Пойти и увидеть на крыльце какую-нибудь дурацкую рекламу. Или же трусливо

прислушиваться к тому, что нашептывает мне старческое слабоумие: будто

смерть на пороге. Нет, я предпочитаю рекламу".

Потом он долго сидел в гостиной, глядя на казенный конверт, лежащий у

него на коленях. "Ну, погоди, проклятый!" - сплюнул он, наконец разорвал

конверт и тут же положил извещение оборотной стороной на стол.

Уронив локти на колени, он уставился в пол. "Нет, не имею я права,

рассуждал он.- Ни у кого нет такого права - лишать человека любой, самой

малой частицы того, что ему положено на земле. И жизнь, и смерть - наш общий

удел. Каждый должен нести свою боль".

Внутри у него все напряглось. "Нет, не могу... Трус несчастный! А сам

бы я выдержал?"

Ли пошел в ванную комнату, влил в стакан три чайные ложки брома,

добавил туда воды, пока жидкость не стала розовой. Потом он отнес стакан в

гостиную, поставил его на стол, сложил извещение, положил в карман, "Жалкий,

презренный трус, - твердил он, усаживаясь. Ненавижу, ненавижу!" Руки у него

тряслись, на лбу выступил холодный пот.

В четыре часа Ли услышал, что Адам возится с ручкой входной двери. Он

облизал пересохшие губы, поднялся и не торопясь пошел в прихожую. В руке он

держал стакан с розовым раствором, и держал твердо.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Все огни в доме Трасков были зажжены. Кто-то забыл прикрыть дверь на

крыльцо, и с улицы несло холодом. Ля сидел в гостиной, в кресле под лампой,

съежившийся и сморщенный, как опавший лист. Дверь в комнату Адама была

открыта, оттуда слышались голоса. Вошел Кейл.

- Что случилось?

Ли посмотрел на него и кивнул головой на стол, где лежало извещение.

- Арона убили. А у отца удар.

Кейл кинулся было в коридор.

- Не ходи туда!- сказал Ли. - Там доктор Эдвардс и доктор Мэрфи. Не

мешай им.

Кейл подошел к креслу.

- Это серьезно. Ли, очень серьезно?

- Не знаю.

Он говорил медленно, будто припоминая что-то давно забытое. - Он совсем

без сил пришел. Но я все равно прочитал ему телеграмму. Отец должен знать. Я

прочитал, а он минут пять повторял ее вслух, как будто ничего не понимал.

Только потом, наверное, смысл дошел до него и словно бы взорвался в мозгу.

- Он в сознании?

- Сядь и потерпи, - устало сказал Ли. - Научись терпению. Я и сам

пытаюсь.

Кейл взял извещение, пробежал глазами скорбные, беспощадно-суровые и

торжественные строки.

Из комнаты появился доктор Эдвардс со своим саквояжем; едва кивнув, он

прошествовал через гостиную и вышел из дома, ловко притворив за собой дверь.

Доктор Мэрфи поставил саквояж на стол и, вздохнув, сел.

- Доктор Эдвардс поручил мне сообщить наше заключение.

- Как отец? - нетерпеливо перебил Кейл.

- Я скажу все, что известно нам самим, утаивать нет смысла. Кейл, с

сегодняшнего дня считай себя главой семьи. Ты представляешь себе, что такое

удар? - Не дожидаясь ответа, он продолжал: - В данном случае мы имеем

обширное церебральное кровоизлияние. Поражены некоторые участки мозга.

Небольшие кровоизлияния наблюдались у него и раньше. Ли об этом знает.

- Наблюдались, - отозвался Ли.

Доктор Мэрфи поглядел на него и снова обратился к Кейлу:

- Левая сторона парализована полностью, правая частично. Левый глаз,

очевидно, не видит, однако с уверенностью сказать нельзя. Короче говоря,

Кейл, твой отец в тяжелом состоянии.

- А говорить он может?

- Немного может, с трудом. Но не стоит его утомлять.

Кейл судорожно искал, как спросить.

- Он... Он поправится?

- Я слышал о случаях резорбции в подобном тяжелом состоянии, но самому

сталкиваться не приходилось.

- Вы хотите сказать, что он умрет?

- Сие никому не известно. Может неделю протянуть или месяц, а может и

год прожить, даже два. А может скончаться сегодня же.

- Он узнает меня?

- Сам увидишь... Я сейчас пришлю сиделку на ночь, а завтра найдешь

постоянную.- Доктор Мэрфи поднялся. - Мне очень жаль, Кейл, но ничего не

поделаешь. Держись, мой мальчик! Главное сейчас - мужество... Знаешь, меня

всегда поражает, как люди находят в себе силы держаться. При любых

обстоятельствах. Ну, спокойной ночи! Утром придет Эдвардс. - Он хотел было

похлопать Кейла по плечу, но тот отстранился и пошел к отцу.

Голова Адама покоилась на высоко подложенных подушках. Лицо его

застыло, кожа была бледная, словно прозрачная, губы вытянулись в прямую

линию, ни усмешки в них, ни укоризны. В широко раскрытых глазах была такая

ясность и такая глубина, что, казалось, сквозь них можно заглянуть в самую

его душу, и они сами словно бл видели насквозь все вокруг. Но смотрели они

спокоЧю и безразлично прямо перед собой. Когда Кейл вошел, взгляд

переместился на него, потом уперся ему в груд, поднялся вверх и остановился

на его лице.

Кейл присел на стул подле постели.

- Прости меня, отец.

Веки медленно, по-лягушачьи, опустились и поднялись снова.

- Ты меня слышишь, отец, понимаешь? - Глаза смотрели все так же

неподвижно и покойно. - Это я, я виноват!- крикнул Кейл.- Я виноват, что

убили Арона, а у тебя вот удар. Я со зла повел его в публичный дом. Со зла

мать показал. Поэтому он и убежал в армию. Я не хочу никому во вред делать,

у меня так получается, правда!

Он припал лицом к изголовью кровати, чтобы не видеть уставившихся на

него ужасных глаз, но они не отпускали его, и он понял, что этот взгляд

пребудет с ним до конца жизни, станет частью его самого.

В передней позвонили, и через минуту вошел Ли в сопровождении плотной,

с густыми черными бровями женщины. Она раскрыла саквояжнк, и из него словно

посыпалось наигранное оживление.

- Где он, мой больной, вот этот?! Непохоже, непохоже... Зачем только

меня позвали. Да мне тут делать нечего. Он же здоровее нас с вами. Эй,

мистер, может, встанете и поможете мне справиться с моими болячками? Такой

видный, красивый, неужели оставите бедную женщину? - Одним привычным

движением, без видимых усилий она правой рукой приподняла Адама за спину,

левой ловко взбила подушки, и, подтянув его повыше к изголовью, опустила на

постель.

- Мы ведь любим, когда подушечки прохладные, правда?- тараторила она. -

Так-так, замечательно! А где у вас тут туалет? Нам, само собой, утка будет

нужна и горшок. И будьте добры, поставьте сюда раскладушку.

- Составьте список, -мрачно отозвался Ли. - И если вам понадобится

помощь...

- Какая там помощь! Мы и сами прекрасно управимся, правда же, золотко?

Ли и Кейл убрались в кухню. Ли сказал:

- Хотел заставить тебя поесть, да вот эта особа помешала. Многие

считают, что и на радостях еда в охотку, и от горя лучшее средство. Она из

таких, это наверняка. Ну что, будешь есть или нет?

Кейл заулыбался.

- Если бы ты стал заставлять, меня бы наизнанку вывернуло. Но раз ты с

подходом, то я, пожалуй, умну сандвич.

- Сандвичей нет.

- Хочу сандвич.

- Просто поразительно, как мы любим вопреки всякой логике, когда все

шиворот-навыворот становится, сказал Ли. - Даже досада берет.

- А я уже расхотел сандвич, - возразил Кейл.- Там пирожков не осталось?

- Осталось - в хлебнице. Уже, наверное, зачерствели.

Он достал блюдо с пирожками и поставил на стол.

- Люблю, когда черствые.

В кухню влетела сиделка.

- Аппетитно выглядят! - Взяв пирожок, она надкусила его и затараторила,

жуя: - Где тут телефон? Аптекарю Крафу позвоню, не возражаете? Заказать

кое-что надо. И постельное белье - где у вас белье? Раскладушки тоже не

вижу. Вы уже газетку прочитали? Где, говорите, телефон-то? - Взяв еще один

пирожок, она исчезла.

- Он что-нибудь сказал? - негромко спросил Ли.

Кейл качал головой, как заведенный.

- Тяжело будет, я знаю. Но доктор прав. Человек, в сущности,

удивительное животное, все вынесет.

- А я нет.- Голос Кейла звучал глухо, безразлично. - Я не выдержу. Ни

за что не выдержу. Надо кончать... Я должен...

Ли яростно схватил его за руку.

- Щенок! Трус поганый!.. Погляди вокруг себя. Сколько замечательного в

жизни, а ты... Только попробуй, заикнись еще раз... С чего ты взял, что твое

горе глубже моего?

- Да не от горя это. Я ему все выложил. Я убил собственного брата.

Убийца я - вот кто. Теперь он все знает.

- И он сказал, что ты убийца? Говори прямо, сказал?

- К чему ему говорить. Я и так понял, по его глазам. Его глаза все

сказали. Куда мне теперь деться? Нигде мне места нет...

Ли облегченно вздохнул и отнял руку.

- Кейл, выслушай меня, мальчик, терпеливо начал он.- У Адама поражены

некоторые центры головного мозга. Думаю, что кровоизлияние затронуло и

зрительные нервы, то есть тот участок в коре, от которого зависит зрение.

То, что ты видишь в его глазах, - это скорее всего следствие разрыва

кровеносных сосудов в зрительной сфере. Помнишь, он совсем не мог читать?

Это не потому, что у него вдруг испортились глаза. Это от давления. Поэтому

нельзя по глазам судить. Откуда тебе знать, обвиняет он тебя или нет.

- Обвиняет, я знаю. Его глаза сказали, что я - убийца.

- Да он простит тебя. Обещаю!

В дверях появилась сиделка.

- Ты что-то обещаешь, Китай? А как насчет обещанного кофейку?

- Сейчас сварю. Как он?

- Уснул, как младенец! Почитать что-нибудь в этом доме найдется?

- Что именно вы бы хотели?

- Что угодно, лишь бы о ногах не думать. Набегалась за день-то.

- Кофе я скоро принесу... А почитать - могу предложить неприличные

рассказики, французская королева сочинила. Правда, они; может быть,

слишком...

- Тащи их сюда вместе с кофием, - скомандовала она. - А ты бы прилег,

парень. Нас тут двое в случае чего. Эй, Китай, не забудь книжку принести!

Ли поставил кофейник на газ и подошел к столу.

- Кейл!

- Чего?

- Сходи к Абре.

Кейл стоял на ухоженном крыльце и давил на кнопку звонка. Наконец над

ним вспыхнул яркий свет, загремел болт и из-за двери высунулась миссис

Бейкон.

- Мне нужно видеть Абру, - сказал он.

- Что?! - переспросила миссис Бейкон и раскрыла от изумления рот.

- Мне нужно видеть Абру.

- Нельзя, она уже спит. Уходи.

- Мне нужно видеть ее! - закричал Кейл.- Неужели не понимаете?

- Уходи немедленно или я позову полицию.

Из дома раздался голос мистера Бейкона:

- Что там такое? Кто это?

- Это не к тебе. Иди ложись, ты же болен. Я сама разберусь. - Она

обернулась к Кейлу: - Вот что, убирайся-ка с моего крыльца. Если опять

вздумаешь трезвонить, я вызову по телефону полицию. Вон отсюда! - Дверь

захлопнулась, стукнул болт, свет погас.

Кейл стоял в темноте и улыбался, представляя, как к нему подваливает

старый Том Мик и интересуется: "Привет, Кейл! Ты чегой-то тут надумал?"

Из-за двери раздался голос миссис Бейкон:

- Ты, вижу, еще здесь? Немедленно уходи! Чтобы духу твоего не было!

Кейл не торопясь прошел по дорожке к калитке и свернул к дому, но на

углу его нагнала Абра. Она вся запыхалась от бега.

- Через черный ход выскочила! - объявила она.

- Они же все равно узнают.

- Ну и пусть!

- И ты не боишься?

- Нет.

- Абра, - сказал, помолчав, Кейл.- Я - убийца, из-за меня погиб брат, а

отца разбил паралич.

Обеими руками она вцепилась в его руку.

- Ты слышала, что я сказал?

- Конечно, слышала.

- Абра, и мать у меня была проститутка.

- Я знаю, ты говорил. А у меня отец - вор.

- Во мне ее кровь, Абра, неужели ты не понимаешь?

- А во мне его.

Кейл пытался собраться с мыслями, оба молчали. Дул холодный ветер, и

они невольно пошли быстрее, чтобы не продрогнуть. Уже остались позади

последние уличные фонари, уже кончилась на краю города мостовая и перешла в

проселочную дорогу, которую развезло от весенних дождей, а они все шли и шли

в беспросветную мглу по скользкой черной грязи, и сырая от росы трава на

обочине хлестала им по ногам.

- Куда мы идем? - спросила Абра.

- Мне хочется убежать. Убежать от отцовских глаз. Они все время передо

мной. Я их вижу, даже когда сам закрываю глаза. И так будет всегда. Отец

умрет, а его глаза все равно будут смотреть на меня и говорить, что я убил

брата.

- Ты его не убивал.

- Нет, убил. И его глаза говорят, что убил.

- Зачем ты так говоришь? Куда мы идем?

- Тут уже недалеко. Котловина, водокачка... и ива. Ты помнишь, там

стоит большая ива?

- Да, я помню эту иву.

- У нее ветви свисают до самой земли, и получается как шатер.

- Я знаю.

- И днем, после уроков... когда вовсю светило солнце... вы с Ароном

раздвигали ветви и входили туда... и вас не было видно.

- Ты подглядывал?

- Подглядывал, - сказал Кейл и добавил: - А теперь я хочу, чтобы ты со

мной пошла под иву. Вот чего я хочу.

Она остановилась, он тоже.

- Нет, мы туда не пойдем, - сказала она. - Это будет неправильно.

- Ты не хочешь... со мной?

- Если тебе хочется просто убежать, я не пойду. Ни за что.

- Тогда я не знаю, как мне дальше быть, - сказал он.- Не знаю, что

делать. Ну, скажи.

- А ты послушаешь меня?

- Не знаю.

- Давай вернемся?

- Вернемся? Куда?

- Домой к твоему отцу.

Из окон кухни лился яркий свет. Ли зажег духовку, и она согревала

промозглый воздух.

- Это она заставила меня прийти, - буркнул Кейл.

- Правильно сделала. Я так и думал.

- Он бы и сам пришел, - сказала Абра.

- Этого никто не знает и не узнает, - отозвался Ли.

Он вышел из кухни и через минуту вернулся. Ставя на стол глиняную

бутылку и три миниатюрные, прозрачные фарфоровые чашечки, сказал:

- Он еще спит.

- А я помню эту штуку, - заметил Кейл.

- Еще бы не помнить.- Ли разлил темного тягучего напитка по

чашечкам.Надо чуть-чуть отхлебнуть и подержать на языке, а потом уж глотать.

Абра оперлась локтями на стол.

- Ли, вы - человек мудрый. Помогите ему, научите, как примириться с

судьбой.

- Я и сам не знаю, умею ли я примиряться с судьбой, - вздохнул Ли. - У

меня не было случая испытать себя по-настоящему. Я всегда был... сколько раз

я сомневался, но мне редко удавалось разрешить свои сомнения. Когда совсем

было невмоготу, я плакал один.

- Плакал? Ты?!

- Когда умер Самюэл Гамильтон, для меня весь свет померк, как будто

единственную свечу задули. Я зажег ее снова, чтобы насладиться его

замечательными созданиями. И что же я увидел? Детей его раскидало, смяло, а

кое-кого и погубило - словно поработал злой рок... Давайте-ка глотнем еще

немного уцзяпи.

- Я должен был сам убедиться, - продолжал он, что думаю и поступаю

глупо. И главная моя глупость состояла вот в чем: я считал, что добро всегда

гибнет, а зло живет и процветает.

Мне казалось, что однажды Бог разлюбил людей, которых сам же сотворил

из праха, или разгневался на них, и раздул гончарный горн, чтобы обратить их

обратно в прах или очистить от вредных примесей.

Мне казалось, что предки передали мне и ожоги от очищающего обжига, и

примеси, из-за которых потребовалось разжечь большой огонь. Передали все - и

хорошее, и плохое. У вас нет такого чувства?

- Наверное, есть, - ответил Кейл.

- Я не знаю, - сказала Абра.

Ли покачал головой.

- Но это обманчивое чувство и куцая мысль. Быть может...- он вдруг

умолк.

- Что - быть может? - спросил Кейл, чувствуя, как внутри него

разливается теплота.

- Быть может, мы когда-нибудь поймем, что каждый человек без исключения

в каждом поколении проходит передел. Разве у мастера, пусть даже в глубокой

старости, пропадает желание сделать, например, прекрасный сосуд - тонкий,

прозрачный, прочный?- Ли поднял чашку к свету.- Как эта чашка! Чтобы не было

никаких примесей, чтобы получился самый лучший и самый чистый спек - надо

много огня. И тогда происходит одно из двух: либо пережег, и тогда выгарок,

пустая порода, либо... либо то, к чему никто и никогда не перестанет

стремиться, - совершенство. - Ли допил до конца свою чашку и сказал громко:

- Кейл, как ты думаешь: то, что нас создало... что бы это ни было... неужели

оно бросит начатое дело?

- Не знаю, ничего не знаю, - промолвил Кейл.

В гостиной послышались тяжелые шаги сиделки. Она влетела в кухню и

смерила оценивающим взглядом Абру, которая сидела, подперев ладонями лицо.

- Где у вас тут графин? Мы пить захотели. Налейте кипяченой водички,

пусть под рукой будет. Мы через рот начали дышать, - сообщила она.

- Он проснулся? -спросил Ли. - А графин, вот он.

- Проснулся и теперь отдохнувший. Я лицо ему протерла и волосы

причесала. Хороший больной, спокойный. Он даже улыбнуться мне попробовал.

Ли встал.

- Кейл, пойдем к нему. И ты тоже, Абра. Надо, чтобы вы вместе.

Наполнив над раковиной графин водой, сиделка кинулась вперед.

Когда они по одному вошли в комнату, Адам лежал высоко в подушках.

Бледные руки его покойно лежали по бокам, ладонями книзу, и кожа на пясти

разгладилась. Черты воскового лица заострились еще больше. Редкое дыхание

пробивалось сквозь полуоткрытые бескровные губы. В голубых глазах отражался

тусклый свет ночника над головой.

Ли, Кейл и Абра остановились у изножья кровати. Адам медленно переводил

взгляд с одного на другого, и губы его слегка шевелились, словно он хотел

поздороваться с ними.

- Вы только посмотрите, разве мы не замечательно выглядим? - пропела

сиделка. - За него хоть замуж иди, такой красавчик.

- Перестаньте! - поморщился Ли.

- Нечего беспокоить моего больного.

- Пожалуйста, уйдите отсюда, - сказал он.

- Я расскажу доктору...

Ли решительно повернулся.

- Сейчас же выйдите из комнаты и закройте дверь! Можете даже жалобу

доктору подать.

- Я не привыкла, чтобы надо мной китаезы командовали!

- Уйдите и закройте дверь, - вмешался Кейл.

Сиделка хлопнула дверью, хотя не слишком громко, словно затем, чтобы

сказать: она этого так не оставит. Адам моргнул при стуке.

Ли подошел поближе и позвал:

- Адам!

Широко раскрытые голубые глаза задвигались, отозвались на голос и,

наконец, замерли, уставившись в блестящие карие глаза Ли.

- Адам, я не знаю, хорошо ли ты меня слышишь и все ли понимаешь. Когда

у тебя занемела рука и глаза плохо видели, я постарался как можно больше

разузнать про твою болезнь. Но есть вещи, о которых можешь знать один ты.

Глаза у тебя останавливаются, но очень может быть, что ум такой же живой и

острый. А может быть, твой рассудок сейчас как в дурмане, и ты, словно

новорожденный, различаешь только свет и движение.

У тебя поврежден мозг, вероятно, ты уже не тот, кем был раньше. Кто-то

совсем другой. Что если твое великодушие перешло в своеволие, а строгая

порядочность выродилась в прихоть и каприз? Кроме тебя, на эти вопросы не

ответит никто. Адам, ты меня слышишь?

Веки у лежащего дрогнули, опустились, потом поднялись снова.

- Спасибо, Адам. Я вижу, тебе тяжело, очень тяжело. Но я хочу попросить

тебя сделать еще одно усилие. Вот твой сын Кейлеб... твой единственный сын.

Посмотри на него!

Бледно-голубые глаза обвели комнату и остановились на лице Кейла.

Пересохшие губы у того задергались, но он не проронил ни звука.

Тишину опять прорезал голос Ли.

- Адам, я не знаю, сколько ты проживешь. Может быть, очень долго, а,

может, каких-нибудь полчаса. Но твой сын - он будет жить. Он возьмет себе

жену, и у него родятся дети. Они - единственное, что останется после тебя.

Ли пальцами вытер слезы на глазах.- Адам, он думал, что ты отвернулся от

него, и в минуту обиды и недовольства натворил дел. Из-за этого погиб Арон,

его брат и твой сын.

- Ли, не надо...- умоляюще выдавил Кейл.

- Нет, надо!- возразил Ли. - Надо, даже если это будет стоить ему

жизни. А у меня как-никак есть выбор, произнес он печально и процитировал:

"Коль будет суд, меня судите". Он распрямился и сказал твердо:- Твоему сыну

на роду написано нести груз вины... да, на роду написано... Груз почти

непосильный, самому ему не справиться. Не отвергай его из-за этого, Адам. Не

губи своего сына.

Ли дышал тяжело, со свистом.

- Адам, дай ему отцовское благословение. Не оставляй его одного,

пожалуйста, Адам, ты меня слышишь? Благослови Кейла!

В глазах Адама на мгновение вспыхнул какой-то необыкновенный яркий

свет, потом он прикрыл веки. На лбу у него собрались морщины.

- Ты должен помочь ему, слышишь, Адам! Дай ему возможность еще раз

испытать себя. Дай ему свободу. Это единственное, что отличает нас от

животных. Сними с него этот груз! Благослови же его!

Адам весь напрягся, стараясь собрать последние силы, даже кровать,

казалось, качнулась под ним, дыхание сделалось частым, прерывистым, и вдруг

медленно, с трудом он приподнял правую руку, приподнял совсем немного и тут

же уронил ее обратно.

Лицо у Ли разом словно бы постарело. Он нагнулся, краем простыни вытер

Адаму лоб и, глядя на его закрытые глаза, тихо произнес:

- Спасибо, Адам... Спасибо тебе, друг мой! Ты больше не можешь

говорить, да? И все-таки попробуй... Скажи хоть его имя.

Адам устало и безнадежно поднял глаза. Рот у него беззвучно приоткрылся

раз, другой... Вдруг он шумно втянул в себя воздух, и тут же задрожавшие

губы выдохнули:

- Т_и_м_ш_е_л!

Потом он закрыл глаза и заснул вечным сном, а слово как будто осталось.

Дата добавления: 2015-06-26