Года К.С. 16-й день Осенних Молний

Хексберг

Деревья за окном даже не шумели, а ревели, словно коровы на бойне. Не отставал и дождь, захлестывая дребезжащие окна ледяной водой. Гигантский ясень с двумя вершинами под ударами ветра мотался, словно юная березка. Можно было только молить всех святых за тех, кто сейчас в море, даже на целом судне. О полуразбитых, лишенных мачт кораблях Руппи пытался не думать, но не думать, когда нечего делать, очень трудно.

Лейтенант задернул портьеры, снял нагар со свечей и принялся сооружать карточный домик. Нельзя сказать, что Руперт фок Фельсенбург никогда не представлял себя в плену, представлял, и еще как. Главным образом когда читал «Хроники царствования Фридриха Железного». В мыслях юный граф вел себя то дерзко, то достойно, в жизни все произошло слишком глупо и стремительно. То есть это казалось глупым сейчас, а когда им с Зюссом померещилось, что адмирал умирает, Руппи бросился бы за помощью к самому Леворукому, не то что к вынырнувшей из темноты галере. Обошлось. Капитану, оказавшемуся фельпцем, удалось унять кровь, а рана на самом деле была не такой уж и опасной. Так сказал толстый громогласный врач, который не мог и представить, из чьего плеча вытащил кусок талигойского железа.

Лекарь наложил повязки и ушел. Капитан галеры что-то велел своим матросам, адмирала накрыли плащом и потащили по темной улице. Начинался дождь, Руппи, ничего не соображая, брел следом, зубы у него стучали, здоровенный фрошер сунул ему фляжку, он выпил, не почувствовав ни вкуса, ни запаха. Сколько они шли, Руперт тоже не понял. Была какая-то дверь, потом лестница и быстрый, короткий разговор. Кого-то не оказалось дома, но носилки все равно внесли в большую темную дверь. Лейтенант хотел войти следом, его не пустили, а отвели в показавшуюся красной комнату и усадили возле камина.

Спине было жарко, но зубы продолжали выбивать дробь, и вообще его место было рядом с Олафом. Руперт, не называя имен, попытался это объяснить капитану, тот сказал, что за раненым присматривают, и ушел. Руппи остался один. Что делать, он не знал; по дому кто-то ходил, хлопали двери, скрипели ступени, разговаривали люди, трещал камин, по наружному подоконнику барабанил усиливающийся дождь. Все вместе сливалось в неразборчивый гул, похожий и не похожий на морской. Это шумели ели Фельсенбурга. Шумели и тянули черные лапы в сводчатое окно, а за ними багровело небо. Руппи сидел на подоконнике и торопил закат, а на коленях у него лежал, дожидаясь своего часа, атлас звездного неба.

– Вижу, у нас гости, – высокий черноглазый человек в матросской куртке поверх измызганной шелковой рубахи с усталым любопытством смотрел на Руперта. – Могу я узнать, с кем имею честь?

– Руперт фок Фельсенбург, – скрывать свое имя Руппи не счел нужным.

– Дайте мне стул, – возопил незнакомец, – дайте мне касеры, корпии, жженых перьев и четыре свечки. Луиджи, где ты разжился родичем Его Величества кесаря?

Давешний капитан, имя которого Руппи расслышал впервые, устало махнул рукой:

– Подобрали у Энтенизель. С ним был раненый, из-за которого они и сдались, и пятеро матросов.

– Маловато для такой персоны, – сообщил черноглазый. – И куда ты их девал?

– Раненый здесь, матросы на «Акуле» вместе с другими...

– Значит, в моем доме двое, – матросская куртка полетела в угол. – И на том спасибо. Кстати, разрешите представиться. Ротгер Вальдес.

Бешеный! Собственной персоной. Тот самый Вальдес, которого адмирал утром хотел отпустить...

Бешеный рухнул в кресло и принялся стягивать сапоги. Положение было глупее не придумаешь, и молчать было глупей, чем говорить.

– Господин адмирал, – отчеканил Руппи. – К чему я должен быть готов?

– К подушке, – Вальдес швырнул правый сапог вслед за курткой и принялся за левый, – по крайней мере, сегодня.

– Благодарю вас. – А теперь самое главное. – Могу я остаться с моим... с моим товарищем?

– Альмейда пленных брать не собирался, – адмирал справился со вторым сапогом и откинулся на спинку кресла, – значит, на сей счет нет никаких распоряжений. А когда нет никаких распоряжений, приходится действовать по своему усмотрению. Господин фок Фельсенбург, раз уж вы сдались из-за вашего раненого приятеля, можете возиться с ним, сколько душе угодно...

– Руппи? – голос адмирала был тихим, но осмысленным. – Руппи, это ты?

– Я! – Фельсенбург одним прыжком оказался у кровати. – Как вы?

– Определенно, жив, – серые глаза с удивлением шарили по полутемной комнате. – Где мы? Ничего не помню...

– Вас оглушило, – начал Руппи, – реем. И еще ранило в плечо, но рану уже зашили.

– Где мы? И чем все кончилось?

Другой бы велел говорить правду, но не Ледяной. Адмиралу бы и в голову не пришло, что его люди могут лгать. И ему не лгали, по крайней мере, те, у кого была совесть.

– Мы в Хексберг, – Руперт запнулся на отвратительном слове, – в плену.

– Я бы так и подумал, если б не алые флаги, – тихо сказал адмирал. – Значит, Альмейда себя переоценил. Что «Ноордкроне»?

– Когда мы уходили, Шнееталь собирал всех, кто был на ногах. Они не могли удержаться в линии, но решили стрелять до конца.

– Зря. – Олаф приподнял голову и поморщился. – Больше ты ничего не знаешь?

– Шаутбенахт поручил мне позаботиться о вас. Вам был нужен врач...

– И ты предпочел сдаться? – усмехнулся одними губами адмирал. – Должен сказать тебе спасибо. Умирать из ложной гордости я бы не хотел.

– Вы... Вы правда так думаете? – выпалил Руппи, прежде чем понял, что сморозил. – Простите.

– Я правда так думаю, – подтвердил адмирал. – Вода тут есть? Дай, пожалуйста.

Вода была, было и вино, но Руппи налил воды. Ухаживать за ранеными ему еще не доводилось, но Кальдмеер сумел приподняться на здоровой руке, оставалось только придерживать кружку.

– Ветер? – Адмирал вновь откинулся на подушки. – Или у меня в голове шумит?

– Шторм.

– Я этого боялся... Ты мне так и не сказал, где мы. На тюрьму не похоже.

– Капитан галеры, который нас подобрал... Он – фельпец, но живет у Бешеного...

– Значит, Вальдес, – Кальдмеер привычно тронул шрам. – Он знает, кто я?

– Нет, но себя я назвал.

– Что ж, значит, представлюсь сам.

– Мы подошли почти на пистолетный выстрел, – глаза Берто блеснули. – «Франциск» все же флагман, на абордаж лезть неприлично, а вот нас взять пытались. То есть не пытались, просто кэцхен их прямо к нам потащила. А у нас, как назло, пушки на нижних палубах не заряжены. Канониры носятся, но не успевают, а дриксы – вот они.

Альмиранте как стоял, так и стоит, только попробовал, как шпага ходит, и тут «гусям» с кормы заходит «Черный лев». И в упор! Никогда не думал, что борт сразу разлетится. В сотне бье от нас тонуть начали, а тут и пушки зарядили. Мы и добавили. По носу! Дриксенская гордость только булькнуть успела...

– Готово, – Дитрих торжественно водрузил на стол чашу, из которой рвались голубые призрачные огни.

– Берто, – вполголоса окликнул Луиджи на мгновенье замолкшего теньента, – что это?

– Ведьмовка, – объяснил марикьяре. – Ты посмотри, как пляшет!

– А ты пил? – Луиджи с сомненьем глянул на плещущее пламя.

– Конечно, – заверил Салина.

– Капитан Джильди, – вышедший от Альмейды Берлинга с явным одобрением взглянул на чашу, – мне очень жаль, но вас ждет альмиранте.

– Иду. – Может, он что-то и потерял, может, даже многое, но ни малейшего желания глотать огонь Луиджи не испытывал.

– Альмиранте ждет, – объявил дежурный теньент, распахивая дверь в уже знакомую комнату. Навстречу Луиджи скакал с поднятой шпагой Арно Савиньяк, горела деревня, топтали колосья длинногривые кони.

– Выспался? – Альмейда, накинув расстегнутый мундир на алую рубаху, что-то писал, сидя спиной к окну. – Садись. Говорят, ты полный трюм «гусей» приволок?

– Так вышло, – честно признался Луиджи. – Лодку с солдатами я не мог пропустить, а остальные просто тонули. Я понимаю, что нарушил приказ, но сражение почти закончилось.

– Капитан Джильди, – хмуро бросил Альмейда, – вы – фельпец на службе у герцога Алва и отвечаете только перед ним, если вообще отвечаете. Я не отдавал приказ вытаскивать из воды тех, кто заявился жечь Хексберг, но я и не запрещал. Вы решили тряхнуть милосердием, воля ваша.

Луиджи промолчал. У марикьяре свои законы и свои войны. Талигойские мундиры до поры до времени прятали различия, но выходка Алвы сорвала маски. Даже те, что срастаются с лицами.

– Ты хоть знаешь, кого приволок в Хексберг? – Альмейда отложил перо и вдел руки в рукава.

– Я забыл имя, – с облегчением признался Джильди. – Вальдес говорит, какой-то родич кесаря.

– Фок Фельсенбург, – напомнил адмирал. – Это хороший приз, но я не о нем, а о раненом, из-за которого он сдался.

– Я помню его плечо, а не лицо, кровь никак не хотела останавливаться, сам не знаю, как я ее унял.

– Наследник герцогов Фельсенбургов служил адъютантом адмирала, – пояснил адмирал, – и я не знаю никого другого, из-за кого мальчишка наплевал бы на фамильные фанаберии и бросился за помощью.

– Берто сделал бы для вас то же. – А Марсель и Герард, да и он сам – для Рокэ, ну а Рокэ уже сделал. Для короля, про которого никто не сказал доброго слова.

– Надеюсь, этого не потребуется. – Луиджи готов был поклясться, что марикьяре вспомнил о том же, о чем и он. И еще о «Каммористе». – Капитан Джильди, вам придется съездить в Ноймар. Говоря по чести, вас следовало отправить туда сразу же. Герцог Ноймаринен может понять то, что не понял ни я, ни вы, ни фок Варзов.

Значит, он правильно угадал. Луиджи Джильди коротко поклонился:

– Я могу выехать завтра же. – Интересно, вытащил адмирал свой кинжал или он все еще торчит в обшивке каюты, дожидаясь новой крови.

– До Излома из Хексберг не уедет ни один капитан, – марикьяре задвинул какой-то ящик, повернул ключ, – иначе ведьмы обидятся, а не ведьмы, так хексбергцы. Поедете после праздников. Надеюсь, к этому времени господин адмирал сможет сесть в карету. Будет справедливо, если к регенту его сопроводите вы.

– Хорошо, – согласился Луиджи, хотя его согласие было излишней роскошью.

– Тогда с делами покончено. – Альмейда тяжело поднялся из-за стола. – В такой шторм остается только спать и пить, благо есть за что.

В приемной ничего не изменилось, разве что рядом с первой чашей пылала вторая, а к толпящимся у стола офицерам прибавился Аларкон.

– Господа, – подмигнул альмиранте, – кто-нибудь нальет адмиралу с капитаном или вы уже все выпили?

Бешеный стоял на пороге и щурился, как кот. Он выглядел чище и старше, чем при первой встрече. Вчера Руппи забыл, что фрошеру хорошо за тридцать, сегодня об этом напомнили ввалившиеся глаза и складки у рта. Словно он ночь напролет работал. Или пил.

– Добрый день, господин вице-адмирал Талига. – Олаф Кальдмеер начал разговор, и Руппи понял, чем он закончится. – К сожалению, я не могу говорить с вами стоя.

– Сможете еще. – Ротгер Вальдес выдвинул стул и уселся, вытянув ноги в черных сапогах. – Должен вам заметить, что погода сегодня отвратная.

– Господин Вальдес, – говорить Олафу было трудно, но он не замолчит, пока не скажет все, что хочет, – я рад, что могу сам назвать свое имя. Я – Олаф Кальдмеер.

Бешеный присвистнул.

– А мне казалось, я вас так хорошо не узнал! Что ж, яйца разбиты, молоко пролито, и выбора больше нет. Мне это не нравится, я люблю свободу маневра.

– Я бы тоже предпочел другой исход, – натянуто улыбнулся Олаф, – уверяю вас.

– Нет уж, пусть все остается, как есть, – фрошер сверкнул зубами, может, его мать и была с севера, на сыне это не сказалось. – Вам, адмирал, пить нельзя, а мне по такому случаю нельзя не пить. Господин фок Фельсенбург, вы разделите мой порок?

– Выпей, Руппи, – велел адмирал, пытаясь приподняться на здоровом локте. – Могу я попросить вас рассказать о конце сражения?

– Всегда терпеть не мог рапорты, – Бешеный взялся за кувшин, – но рапорт вице-адмирала Вальдеса адмиралу Кальдмееру – совсем другое дело. Сейчас, с мыслями соберусь.

Это тоже было неправильно, как и все, что случилось в последние дни, когда удачи оборачивались ловушками. Попутный ветер, беззащитный город, любезный хозяин...

– Берите, сударь, – в руках Вальдеса были два полных стакана. – В этой комнате обычно ночует мой дядюшка Вейзель. Если тут витает его дух, вам должно сниться что-то скучное, но высоконравственное. За личную встречу, господин адмирал. И пусть после этого кто-нибудь скажет, что судьба не кошка!

– Благодарю, – Олаф Кальдмеер слегка улыбнулся. – Вальдес, вы до странности гостеприимны.

– О да, – махнул рукой фрошер, – у меня вечно кто-то гостит.

– Но вряд ли это вражеские адмиралы, – адмирал решил прояснить все сразу и до конца, Руппи был бы с ним согласен, будь Ледяной здоров. Но будь он здоров, его б здесь не было. – Я видел алые флаги, и я знаю, что они значат.

– Знаете? – восхитился Вальдес. – Какой же вы начитанный! Эх, говорил же мне дядюшка Везелли, что я несобранный, дурно образованный и разменивающийся на ерунду. Как же он прав!

– Вы хотите сказать, что красные флаги с молнией не означают кровную месть? – адмирал казался удивленным. – Но поведение адмирала Альмейды подтверждает мои слова, а не ваши.

– Мне известна только одна по-настоящему кровная вражда, – изрек Бешеный, – ваша с бергерами. Или, если угодно, бергеров с вами, но моей марикьярской половине она кажется такой утомительной.

– Я бы назвал это иначе, – будь Олаф здоров, он бы сейчас покачал головой, – Бергеры и гаунау живут только войной, от которой мы устали. До безумия. Если б талигойцы в свое время не заключили союз с Бергмарк, мы могли бы попытаться понять друг друга.

– Я слишком легкомыслен, чтобы тонуть в веках, – про Бешеного говорили, что он станет смеяться и в Закате, это походило на правду, – но, помнится, Манлий сошелся с агмами по расчету, а не по любви. Она пришла потом.

– Мы ушли от красных флагов, вице-адмирал, – адмиралу было что сказать о торском безумии, но Вальдес был наполовину бергером.

– Райос, – поднял палец Бешеный, – моя островная родня называет поразившие вас флаги именно так. Они означают, что с вами говорят по законам марикьяре, только и всего. Другое дело, что по этим законам вы и впрямь наши кровники.

– Но почему? – не понял Ледяной. – Мы воюем с Талигом не первый год, вы знаете это не хуже меня, и всегда эскадра Хексберг несла «Победителя Дракона». Что изменилось?

– Алва оказался в Багерлее, – пояснил Вальдес. – Мятежи в Олларии и в Эпинэ вылупились из «павлиньих» яиц, как и ваша эскапада. Этого достаточно.

– Не вижу связи, – пальцы адмирала коснулись шрама. – Впрочем, если это тайна, можете не говорить.

– Все просто, как фиалка, – развел руками Бешеный. – Покусившиеся на жизнь, свободу и честь соберано, как и их приспешники, становятся кровниками всех кэналлийцев и марикьяре. Пока соберано не спасен или не отомщен. Вдобавок наш альмиранте на редкость сентиментален и предан юношеской дружбе. Если б не ваш визит, он бы в алой маске уже мчался на выручку Ворону. Вы его лишили этого удовольствия, а вместе с ним и армию фок Варзов. Разумеется, Альмейда обиделся, но это не повод сегодня отправлять в Закат тех, кого туда не взяли вчера.

– Тогда, – глаза Олафа стали тревожными, – расскажите о сражении.

– Оно кончилось. – Вальдес сплел пальцы в замок и положил на них подбородок. – Стрельба прекратилась около полуночи. О тех, кто ушел в море, я не знаю ничего. Мы утопили с десяток торговцев, еще семь захвачено и с десяток стреножено. Если б не шторм, их бы догнали.

Ваш друг Луиджи Джильди захватил корвет, кроме того, взяли пару фрегатов и шесть линеалов, но два никуда не годятся. Доннер вырвался, несмотря на все мои усилия. Поверьте, я старался. «Святой Эберхард» сел на мель возле берега, «Кунигунда» и еще кто-то затонули, «Лебедь» взорвался на моих глазах. Похоже, крюйт-камера.

– А «Звезда веры?» – глаза адмирала нехорошо сверкнули. – Ушла?

– Салина ее выпустил, – подтвердил Бешеный. – По распоряжению Альмейды. Война есть война, господа. Мы не могли себе позволить утопить такого союзника, как Бермессер, но что решило море, я не знаю. Слышите?

– Шторм...

– Мягко сказано. В порт вернулись даже дозорные. То, что вы слышите, только отголоски. Настоящая погода к северу от залива, но наш друг Вернер мог и проскочить. Судьба нижет свежую рыбку вперемешку с тухлой. Уцелели вы, значит, уцелел какой-нибудь Бермессер, а то и два.

– Значит, к северу, – адмирал думал не о сбежавшем мерзавце, а о покалеченных кораблях. Они уходили в открытое море, надеясь на спасение, но попали из огня да в полымя. – Что ж, помоги им Создатель.

– Я бы на него не рассчитывал, – оскалился фрошер. – Вы выбрали неудачного покровителя для вашей затеи. У хексбергских ведьм перед Создателем имеется весьма существенное преимущество: они существуют на самом деле.

Ледяной не ответил. Это было трусостью, но посмотреть в лицо адмиралу Руперт не мог. Он глянул на стакан в своих руках и торопливо отпил. Не вино, что-то более крепкое. Стало жарко, ветер вновь прошелся по трубам, тоскливый, злобный вой сделал бы честь любому чудовищу.

– Рассказать вам про бой у города? – Бешеный снял с пальца перстень с зеленым камнем, подбросил и ловко поймал. – Признаться, увидев Доннера, я огорчился.

– Расскажите, – мысли адмирала бродили где-то далеко, и Вальдес это понял.

– Нет, – вице-адмирал расцепил руки и поднялся, – не стану. Доннер делал все, что мог, я тоже, потом подошел Альмейда. Вот и все, что следует знать потомкам.

В трубе злобно взвыло, буря бросилась на окно с новой силой, мигнули свечи, неистово задребезжали стекла.

– Вы знали, что придет помощь, или собирались умирать всерьез? – Олаф все же умудрился сесть, привалившись к подушкам, этого еще не хватало!

– Знал. – Бешеный отодвинул портьеру, тускло блеснуло окно, за ним бесновалось что-то неимоверное. – Ну и умирать немного собирался. Так, на всякий случай.

– Вы и тем более герцог Алва, – Ледяной в упор смотрел на отвернувшегося собеседника, – на нашем месте поступили бы так же.

– Все, конец ясеню. – Ротгер Вальдес выпустил зеленый бархат и обернулся. – Так о чем мы говорили?

– О том, – резко произнес Кальдмеер, – что на нашем месте вы поступили бы так же, как и мы.

– Без сомнения, – подтвердил фрошер, улыбки на его лице больше не было. – Если считать этим местом свалившиеся на врага неприятности. Только Талиг последнюю тысячу лет почему-то только и делает, что отбивается. Может, дело в том, что у нас много земли и не так уж много людей, но мы всегда защищаемся, а на нас нападают. Чаще всего из-за угла. Вы, ваши гайифские хозяева, купленные ими шкурники...

Нет, адмирал, у нас разные места. Очень разные. Вы лезете в чужой дом, я вас не пускаю, и от того, что вы не запрете раненого в канатном ящике, ничего не меняется. Как и от того, что, не вернись Альмейда, я бы сдох под вашими пушками, но вы бы не прошли.

– Мне есть что ответить, – голос Кальдмеера звучал устало, – только это не имеет смысла. Мы друг друга не поймем. Я – дриксенец, а вы сразу – талигоец, бергер и марикьяре. Я – эсператист, вы – даже не знаю, кто...

– Кто я? – Бешеный склонил голову на плечо, почесал бровь и внезапно подмигнул Руппи. – Сложный вопрос. Моя бергерская половина осуждает марикьярскую горячность, половину марикьярскую удручает бергерское занудство, а для кэналлийца у меня нет ни слуха, ни голоса. Поэтому я талигоец. Господа, вам что-нибудь нужно?

– Лично мне ничего, – адмирал все же покачал головой, ввалившаяся щека дернулась, – но я хотел бы знать, кто еще в плену.

– Врете, – произнес Вальдес, вглядываясь в лицо пленника. – Вам нужен врач, и причем немедленно. Фок Фельсенбург, не давайте ему трясти головой. Имена пленных я узнаю, но их не так уж и много. Сами понимаете – холодная вода, кровная месть...

Дата добавления: 2015-06-04