В гостинице мест нет

Благодаря широкому распространению знаний, касающихся семейных отношений, многие люди смогли привести в порядок свою жизнь. Негативная же сторона такого обилия информации состоит в том, что с целью преодоления травм, полученных детьми в семьях, отношения в которых не были выстроены должным образом, был создан определенный стереотип, следуя которому многие обрели тут исцеление. Тем не менее мы должны принять во внимание, что история каждой семьи уникальна, и мы не можем подходить к решению проблем, используя один и тот же штамп.

Только молитва может открыть нам, до какой степени одна семья отличается от другой. Двух одинаковых семей просто не существует. К примеру, из-за уникальности истории моей семьи ни один психолог так и не смог избавить меня от последствий тех страданий и той боли, через которые мне пришлось пройти в детстве. Лишь Крест Христов, безграничная сила которого действует в любых обстоятельствах, избавил меня от страданий. Не понимая до конца, насколько разрушительную роль сыграло в наших семейных взаимоотношениях чувство отверженности, поселившееся в сердцах моих родителей еще в годы войны, мне не оставалось ничего другого, как молиться. Господь же давал мне мудрость, мало-помалу открывая предо мной путь исцеления.

Однажды на выходных мы с друзьями попали на конференцию исцеления, организованную «Колледжем на горе» и пресвитерианской церковью города Синсинети, штат Огайо. Еще накануне, готовясь к этой конференции, мы должны были прочитать книгу доктора Гери Свитена «Освобождаясь от уз прошлого». 10 В течение двух месяцев мы должны были выполнять задания, одно из которых касалось исследования истории своей семьи. Ко времени начала конференции каждый из нас уже имел некое представление о том, как складывалась история его собственной семьи.

Важной частью конференции была молитва за освобождение от уз прошлого. Мы собрались в небольшие группы, и таким образом на каждого из нас выделялось около полутора часа молитвы. В субботу, ближе к вечеру, подошла моя очередь. После нашего прибытия на конференцию в пятницу днем прошел уже и вечер в пятницу, и день в субботу. За это время Бог успел напомнить мне многие события нашей семейной жизни, которые отразились на всех нас настолько болезненно, что мы никогда не решались даже начать обсуждать их. Если бы я начал писать книгу о своей жизни, тогда главу о двадцати шести годах замалчивания наших семейных конфликтов я бы озаглавил так: «В гостинице мест нет».

Наставник нашей небольшой группы сказал: «Марио, теперь твоя очередь».

Едва сдерживая слезы, я ответил: «Да, я знаю. Но я просто не в состоянии произнести эти слова». И действительно, они комом застряли в моем горле.

Долорес, женщина из моей родной церкви, также находившаяся в моей группе, мягко поддержала меня: «Марио, ты можешь сказать эти слова. Мы на твоей стороне, а Иисус тем более».
И тогда я выдавил из себя:

- В гостинице мест нет, - и тут же горько зарыдал.
- Что он имеет в виду? – спросил кто-то.
- Это история моей семьи. Мы всю жизнь искали место, которое могли бы назвать своим домом. Когда мне было семь лет, моя сестра Марис в разговоре с мамой случайно упомянула моего умершего брата Карла. Я никогда не слышал его имя раньше в нашем доме. Мой отец тут же взорвался от гнева и закричал: «Его убили французские врачи. Они отказались выдать ему нужное лекарство»!

Я знаю, как часто слова отца были несправедливы. Тем не менее, думаю, что на этот раз он был прав. Впрочем, никто не может сказать наверняка, была ли смерть мальчика вызвана халатным отношением французских врачей или чем-либо другим.

- Можешь ли ты простить этих французских врачей, Марио, – спросил меня какой-то человек, также находящийся в моей группе.
- Нет.
- Позволь Христу простить их через тебя.

И тогда я в вере простил врачей, которые так жестоко обошлись с моим братом лишь потому, что в нем текла немецкая кровь.
- Во имя Иисуса, я прощаю вас, – выдавил я из себя.

Затем я вспомнил старую фотографию, на которой мои родители были изображены стоящими на фоне грязного холма, по центру этого холма виднелась дверь. Эта фотография давала мне основания полагать, что именно здесь, в заброшенном бомбоубежище, которое после Второй мировой войны сдавали под квартиры, и жили мои родители. Я был уверен, что единственная причина, по которой они не могли подыскать ничего получше, заключалась в том, что мой отец был немцем.

- Они жили в старом бомбоубежище на юге Франции. Это вообще нельзя было назвать домом! – горько кричал я. Несмотря на то, что находящиеся вокруг меня люди начали утешать меня во имя Иисуса, боль внутри только усиливалась.

Желая найти нам жилье, мой отец вернулся в Германию. Он приехал в Пассау, прелестный городок, расположенный в немецких Альпах. Однако и там нам не нашлось квартиры. После войны вся Европа и, в частности, Германия ощущала острую нехватку жилья. Мы поняли, что в Германии для нас мест тоже нет.

- Мой отец даже ездил на родину, чтобы найти квартиру. Но и там нам не нашлось места, – преодолевая ком в горле, кричал я.

Другая фотография встала перед моими глазами, – когда-то я видел ее в журнале «Лайф» («Жизнь»). На ней была изображена молодая, обритая наголо француженка с ребенком на руках. Под фотографией виднелась надпись: «Лицо этой изменницы родины выражает ужас и стыд. Она была обрита наголо в наказание за то, что осмелилась родить ребенка от немца-отца. Теперь она вынуждена сносить насмешки своих соседей всякий раз, когда несет своего ребенка по улицам родного города».

Я помню, как много лет назад мама говорила мне: «Французы обходились со мной и Марис очень жестоко. Несколько раз они избивали нас, а иногда даже мочились на нас, когда я с Марис на руках шла по улице».

Когда я представил себе эту сцену, мое тело начало содрогаться в конвульсиях, и находящиеся рядом люди вынуждены были держать меня за руки.

- Они избивали мою мать и сестру, они мочились на них.
- Кто?
- Их соотечественники. Я ненавижу французов.
- Можешь ли ты простить их?
- Нет. Да я и не хочу делать это.
- Позволь Христу простить их через тебя.

Я знал, что если я не позволю прощению Христову излиться через меня, тогда ненависть и ярость, бушующие во мне, буквально убьют меня. Потому собрав воедино всю свою веру, я сказал: «Я прощаю французов».
Я подумал о том, каким было мое первое воспоминание об отце. В начале пятидесятых мои родители, желая навсегда забыть несчастья, приключившиеся с ними в Европе, и начать новую жизнь за океаном, иммигрировали в Канаду. Я родился уже там. В том, первом воспоминании о моем отце, мне всего лишь три года. Я качаюсь в гамаке, который мой отец соорудил во дворе нашего дома в Форт Майнс, канадская провинция Квебек. Внезапно мой отец вбегает в дом, вся его нога залита кровью. Вспоминая об этом, я склоняюсь к мысли, что его избили прямо на работе. Многие франко-канадцы были недовольны тем, что мой отец так много и тяжело работал. Кроме того, они отвергали нас, поскольку мы были наполовину немцы. Позднее я вспоминаю, как отец говорил: «Мы покинули Канаду, потому что франко-канадцы обращались бы с Марио так же жестоко, как французы с Карлом». Возможно, все это было преувеличением, поскольку подобного рода навязчивые мысли о Карле были последствием тех сердечных ран, которые мучили моего отца с момента его смерти. Тем не менее уже с детства я разделял отношение отца к канадцам.

Я сказал людям, молящимся за меня:
- Мы уехали из Канады, потому что отец боялся за мою жизнь. В Канаде мы были незваными гостями.
- Ты можешь простить канадцев?
Зная, что никуда мне от этого не деться, я снова простил своих обидчиков во имя Иисуса.

Затем мои воспоминания приобретают еще более мрачный оттенок. Мне четыре года, и моя семья перебирается в Соединенные Штаты. Мне исполняется пять лет, и, наконец, мы находим себе пристанище в восточной части города Милвоки, населенной преимущественно иммигрантами.

Однажды в воскресенье мы всей семьей отправились за покупками. Уже выйдя из магазина, отец заметил группу подростков, которые крутились возле нашей машины. Он подошел к ним и вежливо попросил их оставить машину в покое. Перебросившись между собою несколькими грубыми срепликами, ребята уже было начали уходить, когда один из них, заметив легкий немецкий акцент моего отца, выкрикнул напоследок: «Убирайся в свою страну!»

Голос моего отца дрожал, на глаза навернулись слезы. Я помню его легкий немецкий акцент, его слабый голос: «Эта моя страна тоже». В тот момент он как бы проглотил еще один ком горечи и отверженности. Минуту спустя, оказавшись в машине, он уже изливал на нас свою ярость. Теперь я понимаю, что на самом деле он вовсе не злился на нас, ему просто было очень больно, и его гнев был не более чем реакцией на эту боль.

По дороге домой я, сидя на заднем сидении нашего автомобиля, думал о том, что мы не принадлежим этой стране. Мы всегда говорили об американцах как о «них». Мы же были европейцами, которым не нашлось места для дома. Я ненавидел американцев.

- В гостинице мест нет, – кричал я. - В гостинице мест нет. Подобно Марии и Иосифу, мы не нашли места, которое могли бы назвать своим домом. Французы, немцы, канадцы, американцы – все нас отвергли. - В тот момент я хотел умереть, прийти к Иисусу и попасть, наконец, домой.

Затем я услышал, как одна женщина начала молиться примерно такими словами:

- Дорогой Господь Иисус, от лица всех американцев я исповедую грехи нашего народа, совершенные против семьи Бергнеров. Марио, можешь ли ты простить нас, находящихся здесь американцев, за грехи нашей страны, совершенные против твоей семьи?

- Во имя Иисуса, я прощаю вас.
- К тому моменту я понял одно: прощение – это решение. Чтобы простить, нужно согласиться с Богом – источником всякого прощения.

Затем кто-то молился за исцеление моего сердца от чувства отверженности, которое так повлияло на меня и на всех членов моей семьи. Я видел, как, подобно удаву, медленно душащему свою жертву, грех отверженности, поселившись в нашей семье, десятилетиями мучил мою душу. Я видел также, как благодаря молитве свет исцеления Христова достиг моего сердца. Удав отверженности разжал свои кольца. Любовь Иисуса вошла в меня, соединила воедино разбитые кусочки моего сердца и даже привела в порядок мои чувства. Теперь мне уже не хотелось умирать.

Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе.
Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного.
Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.

Матфея 18:18-20

Из-за того что я позволил отверженности, корни которой тянулись еще из моего детства, поселиться в своем естестве, я вплоть до этого дня по привычке ожидал, что и другие люди станут отвергать меня. Подобного рода ожидание было своеобразным пророчеством, которое, по моей вере, сбывалось, а это еще раз убеждало меня в том, что все меня отвергают. Теперь же, впервые пережив освобождение от чувства отверженности, я смог по-настоящему принимать любовь от других людей, как мужчин, так и женщин. Более того, обретенное мною исцеление наделило меня способностью любить других людей безусловной, ничего не требующей взамен любовью, любовью, которая не боится быть отвергнутой.

Дата добавления: 2015-06-30