Пророчество Синей Звезды. Выбор 12 страница

Синегривка вздохнула. Что она могла поделать?

— Смотри! — пропищал Мошка, прыгая с головой в сугроб.

Ветви воинской палатки всколыхнулись, и оттуда выскочил всклокоченный Безух.

— Неужели нельзя поиграть в другом месте? — рявкнул он.

— Прости, Безух, — крикнула Синегривка. — Я их предупреждала.

Взгляд Безуха потеплел, когда он увидел ковылявшего к нему Мошку. Котенок восторженно пищал, широко раскрывая пасть:

— Нет, ты только посмотрииииии!

— Надеюсь, они скоро подрастут, — вздохнул Безух, направляясь к поваленному дереву. — И еще надеюсь, что Камнехвост даст мне вздремнуть на его подстилке.

Гусохвост уставился на Синегривку, его голубые глаза были пусты и бездонны, как небо.

— Если Остролап станет глашатаем, Грозовому племени придет конец.

Синегривка сощурилась и отчеканила:

— Я нужна моим детям.

— Они не только твои дети, — огрызнулся старик. — У них есть отец, вот пусть он их и воспитывает!

У Синегривки оборвалось сердце.

— О чем это ты?

— Я тебя видел, — горячо прошептал Гусохвост — С Желудем, возле Четырех деревьев.

Синегривка отшатнулась, как будто он ее ударил.

«Он все знает!»

— Я не берусь тебя судить, Синегривка, — чуть мягче сказал бывший целитель. — Ты никогда не предавала свое племя. Но эти котята потонут в крови вместе со всеми, если ты будешь сидеть, сложа лапы. Ты — огонь, который выжжет новый путь для Грозового племени!

— Синегривка!

Испуганный писк Камушка заставил ее вскочить и обернуться. Так и есть, Мошка по уши провалился в сугроб! В два прыжка Синегривка очутилась рядом с малышом, вытащила его за загривок, отряхнула и поставила на твердую землю.

Что там говорил ей Гусохвост? Неужели это правда? Вряд ли она единственная, кто может спасти племя. Раньше Гусохвост часто ошибался. Грозовые коты перестали прислушиваться к его мрачным предсказаниям задолго до того, как он перебрался в палатку старейшин. Но что если ему и в самом деле известна воля Звездного племени?

«Небесные предки, дайте мне какой-нибудь знак!» — беззвучно взмолилась Синегривка.

Она долго смотрела в небо, но так и не увидела ничего, кроме плотных белых облаков.

Снег посыпался со стены утесника, и в лагерь протиснулись охотники. Буран, Львиногрив и Златошейка шли опустив головы и волоча за собой хвосты. В зубах у Бурана болтался единственный тощий воробей.

— Это все? — спросил Солнцезвезд, подбегая к ним.

— Мы прочесали весь лес, — доложил Львиногрив. — Лес пуст.

— Копать снег пробовали? — не отставал Солнцезвезд.

— Еще бы! — вздохнула Златошейка. — Но дичь попряталась в норы, ее не достанешь.

Солнцезвезд обвел глазами племя, переводя взгляд с одного костлявого кота на другого.

— Прежде всего, нужно накормить королев, — решил он.

Буран отнес воробья к детской и положил у лап Кривули. Королева обернулась к Синегривке.

— Возьми первый кусочек, — предложила она.

Синегривка осторожно принялась за воробья.

В последние дни она постоянно была голодна, и котята беспомощно колотили лапками по ее животу, давая понять, что у нее не хватает для них молока. Синегривка невольно сморщилась, почувствовав на языке сухое мясо, жесткое и безвкусное, как кора.

Обсыпанный снегом Пышноус вылез из-под поваленного дерева.

— Добычу принесли? — крикнул он и застыл, разочарованно уставившись на полусъеденного воробья. — Старейшины голодают, — вздохнул он.

— Пусть возьмут кусочек, — предложила Кривуля.

Пышноус покачал головой и снова вздохнул.

— А Пятнистый? — спросила Синегривка. — Ему нужно есть, чтобы набраться сил.

В последнее время глашатай покидал палатку целителя только для того, чтобы сходить на поганое место. Синегривка показала на воробья, приготовившись отнести остатки Пятнистому, но Пышноус остановил ее.

— Он не будет это есть, — со вздохом проговорил он. — В последние дни он ни кусочка не может проглотить.

У Синегривки все похолодело внутри.

— Он умирает?

Пышноус твердо выдержал ее взгляд и сказал:

— Ему не становится лучше.

Но Синегривка почти не слышала его слов. Она смотрела на Остролапа. Косматый воин, подняв уши торчком, жадно смотрел на Пышноуса. Глаза его сияли.

Синегривка заморгала. Шерсть Остролапа блестела. Он что, промок? В разгар Голых деревьев? Нет, что-то темное и густое стекало по бокам Остролапа, капая в снег.

«Кровь!»

Остролап был весь в крови! Она струилась по его шерсти, капала с усов, окрашивая белый снег в алый цвет смерти.

Синегривка в ужасе попятилась назад.

— Что с тобой? — услышала она откуда-то издалека голос Пышноуса. — Синегривка?

Когда хвост целителя коснулся ее плеча, Синегривка снова моргнула — и видение исчезло. Остролап свирепо смотрел на нее, но его косматая шерсть вновь стала бурой и сухой.

Синегривка молча повернулась к Гусохвосту, и тот кивнул. Значит, он тоже видел это. Только что они оба увидели, что ждет Грозовое племя, если его возглавит Остролап.

Дрожа всем телом, Синегривка уставилась на своих котят.

«Разве я могу предать их?»

— Я есть хочу! — захныкал Мошка, подбегая к ней.

— Пойдем в детскую, — выдавила Синегривка. Слова застряли у нее в горле.

«У меня нет выбора. Я должна спасти свое племя».

Полная луна висела над Четырьмя деревьями. Облака рассеялись, весь лес был засыпан снегом.

Начался Совет.

Синегривка обвела глазами поляну, не обращая внимания на собравшихся вокруг котов. Она видела лишь корни дуба, под которым они с Желудем когда-то устроили свое гнездышко, и ветки, на которые они забирались. Как бы ей хотелось вновь оказаться с ним там, на вершине — поближе к звездам, подальше от проблем Грозового племени и от тоски, когтями рвущей ее сердце.

«Прекрати! — прикрикнула на себя Синегривка. — Сейчас не время предаваться печали или воспоминаниям».

Она снова скользнула взглядом по поляне.

«Где же Желудь? Неужели он не пришел? Прошу тебя, приди!»

На поляне было шумно, кругом болтали, бегали и суетились коты. Какое счастье, что Солнцезвезд позволил Синегривке сегодня прийти на Совет, несмотря на то, что она была кормящей королевой! Возможно, он увидел в ее глазах что-то такое, что заставило его уступить. Синегривка зажмурилась и увидела своих котят, лежащих в тепле и безопасности под животом у Кривули.

«Желудь!»

Она увидела его бурую спину, вынырнувшую из толпы. Растолкав нескольких воинов Теней, Синегривка бросилась вперед, не сводя глаз с пятна бурой шерсти, чтобы не потерять его вновь.

— Желудь! — прошипела она, подбежав ближе.

Он обернулся, и глаза его просияли от радости.

— Нам нужно поговорить.

Он кивнул и отошел в сторону, поманив Синегривку хвостом. Она послушно пошла за ним, а он быстро пробежал через толпу и скользнул за ствол одного из дубов.

— Я уже знаю про котят, — прошептал Желудь. — Как они? Какие они?

Глаза его сияли такой гордостью, что Синегривка на миг Забыла о том, что хотела ему сказать. Если бы только Желудь мог увидеть их котят, сопящих, как три маленькие сони, в теплом гнездышке в детской!

— Они самые красивые, — быстро шепнула она. — Я назвала их Камушек, Тучка и Мошка.

Желудь вздохнул и сел в снег.

— Как бы я хотел их увидеть!

— Ты их увидишь, — выпалила Синегривка и напряглась. — Я не могу оставить их у себя.

— Что? — непонимающе уставился на нее Желудь.

— Я нужна своему племени больше, чем детям.

— Я… Я не понимаю, — пробормотал Желудь, разинув рот.

«Он подумает, что я бессердечная! — с мукой подумала она. — Решит, что я предаю детей ради власти».

Синегривка крепко зажмурилась, призывая огонь, пылающий в глубине ее существа. Потом посмотрела на кота, который когда-то стал ее единственным возлюбленным, и сказала:

— Нашим детям повезло. У них есть и мать, и отец, готовый защитить их. А у Грозового племени есть только я.

— О чем ты меня просишь? — прорычал Желудь.

— Возьми их. Завтра ночью я приведу их к Нагретым Камням.

Желудь долго смотрел на нее, сощурив глаза.

— Но если я заберу их, они вырастут Речными котами, — медленно произнес он. — Ради их блага, они никогда не узнают, кто была их мать.

— Я знаю, — еле слышно прошептала Синегривка.

Как скоро котята забудут ее? Как она сможет смириться с тем, что они будут расти без нее? Но она должна это сделать — или ее дети утонут в крови вместе со своими соплеменниками. Она должна остановить Остролапа! Синегривка моргнула и повернулась в сторону поляны. Она должна верить Звездному племени. И Желудю.

Он удержал ее лапой.

— Синегривка?

— Что? — она резко обернулась, ее глаза полыхнули огнем.

Неужели он не видит, как тяжело ей оставаться сильной?

— Я не узнаю тебя, — прошептал Желудь. — Я же вижу, как ты их любишь. Ты хорошая мать.

Синегривка хотела что-то сказать, но не смогла. Потом собралась с силами и проговорила срывающимся голосом:

— Я не могу быть той, кем больше всего на свете хочу быть! Я должна быть сильной, как огонь. Я должна спасти свое племя.

В ее глазах стояли слезы, и фигура Желудя расплывалась.

— Я делаю это не ради себя, — совсем тихо пробормотала Синегривка. — Надеюсь, они знают, что я их любила. Даже если они забудут меня, я все равно надеюсь, что они будут это знать.

Желудь прижался щекой к ее щеке.

— Они будут знать, — пообещал он. — И… спасибо тебе.

Его теплое дыхание пробудило столько воспоминаний, что Синегривка уже не могла этого вынести. Она с усилием отстранилась и пошла на поляну в толпу котов, зная, что с каждым шагом все дальше уходит от отца своих детей.

«Прошу тебя, Звездное племя! Я лишь хочу исполнить твою волю, так не дай же мне ошибиться!»

Глава XXII

— Просыпайтесь, — тихо прошептала Синегривка, стараясь не разбудить Кривулю, Мышку и Ветерка. — Вставай Мошка. Открывай глазки.

Она по очереди нежно растолкала своих котят и замерла, глядя, как они потягиваются и открывают сонные глазки.

— Уже рассвет? — зевнул Камушек.

— Нет, — шепотом ответила Синегривка. — Поэтому не шумите. Мы ведь не хотим никого разбудить, правда?

— А что случилось? — пропищал Мошка.

— Тише, — Синегривка испуганно покосилась на гнездышко Кривули. Ветерок беспокойно завозился во сне. Синегривка обняла своих котят хвостом и прижала к себе, дожидаясь, пока Ветерок снова успокоится. Потом прошептала:

— Мы будем играть в одну игру, только вы должны вести себя очень-очень тихо.

Камушек мгновенно проснулся, его круглые глазенки заблестели в темноте.

— А что за игра?

— Называется Секретный побег, — ответила Синегривка, изо всех сил заставляя себя выглядеть оживленной. Ее не оставляло ощущение, что все это происходит в страшном сне, поэтому ее слова и поступки ничего не значат в реальности.

Тучка поспешно вскочила.

— Как играть?

— Это такое приключение, — объяснила Синегривка. — Как будто племя Теней напало на наш лагерь. Мы должны тихонько выйти, чтобы нас никто не заметил, и встретиться с нашими соплеменниками у Нагретых Камней.

Мошка посмотрел на нее круглыми от удивления глазами.

— Мы выйдем из лагеря?

Камушек подтолкнул его носом.

— Как же еще мы сможем добраться до Нагретых Камней, мышеголовый?

— Но мы же еще никогда не выходили в лес, — чуть не расплакался Мошка. — Мы еще маленькие.

— Я хочу есть, — пожаловалась Тучка.

Синегривка с трудом подавила отчаяние.

— Ладно, — согласилась она. — Давайте сначала поедим, а потом начнем игру. Мошка, ты уже большой и сильный котенок. Ты будешь цел и невредим, обещаю.

Она дала им все оставшееся у нее молоко, которого после долгих дней голода у нее было теперь еще меньше, чем обычно, а потом вытолкнула из гнездышка.

Камушек первым побежал к выходу.

— Ой, как здорово! — пищал он. — Я и не думал, что мы так скоро выйдем из лагеря!

— Тише, — взмолилась Синегривка. — Если мы кого-нибудь разбудим, то проиграем!

Она первой вышла наружу и по очереди перенесла котят через ветки. Вечером снова повалил снег, но сейчас небо прояснилось, и лагерь сиял при свете луны. Синегривка огляделась. Все тихо.

Дыхание облачками пара вырывалось у нее из пасти, но она решительно погнала котят вперед. Воздух был колючим, как сосновые иглы.

— Мы выйдем через поганое место, — прошептала Синегривка, снова оглядевшись.

— Ведь мы играем в нападение, не забыли? Если бы на наш лагерь напали по-настоящему, мы бы непременно вышли через поганый туннель.

Синегривка поспешно втолкнула их в узкий лаз и погнала мимо куста, прикрывавшего поганое место.

— Фу, какая вонь! — сморщился Мошка. Камушек запрокинул голову и зачарованно уставился на голые ветки деревьев.

— Ой! Какое тут все огромное!

— Я знаю, милый, — ответила Синегривка, подталкивая его вперед. Она вспомнила, как когда-то маленьким котенком впервые вышла за пределы лагеря, и Солнцезвезд — тогда его еще звали Солнцесвет — повел ее на вершину холма. Тогда она даже ученицей еще не была, и этот поход стал самым большим приключением в ее маленькой жизни. Разве могла она поверить, что когда-нибудь подъем и спуск с холма станет для нее самым обычным делом?

Темный склон возвышался над ними, словно гора. Котята дружно запрокинули головки и уставились вверх. Холодная белая луна отражалась в их круглых глазенках.

— Я перенесу вас по одному, — сказала Синегривка. — А потом покажу вам настоящий лес.

— Еще больше, чем этот? — недоверчиво пискнул Мошка.

Синегривка насторожила уши, ожидая, услышать шаги Вихрегона, охранявшего этой ночью лагерь.

Камушек тоже пошевелил своими маленькими ушками.

— А воины Теней крадутся за нами? — пискнул он. — Понарошку?

— Может быть, — прошептала Синегривка. — Поэтому мы должны проскользнуть незаметно. Видите, какая интересная игра!

Тучка огляделась.

— Мне кажется, я видела воина Теней за деревом! — пискнула она.

У Синегривки оборвалось сердце.

— Где?

— Это же игра! — засмеялась Тучка. — Я видела понарошку.

Вздохнув, Синегривка схватила ее за загривок и перенесла через первую груду камней. Оставив малышку на вершине, она вернулась за Камушком.

Когда Синегривка пришла за последним котенком, она уже еле дышала. Мошку она перенесла после всех, потому что он был самым маленьким. Малыш не вырывался, когда Синегривка схватила его, но все равно показался ей тяжелее камня.

— У меня загривок болит, — пожаловался Камушек. — Я и сам могу подняться, не надо меня таскать!

— У нас нет времени, — пробормотала Синегривка, посмотрев на поднимающуюся все выше луну.

«Желудь уже должен быть у камней».

Камушек, словно завороженный, смотрел на лес, где деревья в лунном свете отбрасывали длинные черные тени.

— Я пойду первым! — обогнав брата с сестрой, он зашагал по тропинке. — Эй, догоняйте!

Синегривка подтолкнула вперед Тучку и Мошку. Даже под деревьями снега намело столько, что каждый шаг давался с трудом, и котята тонули в сугробах, поэтому Синегривке все время приходилось их вытаскивать. Хорошо еще, что Камушек старался идти сам!

Малыш обернулся через плечо на мать.

— А что, лес бесконечный?

Когда Синегривка была совсем маленькой, ей тоже так казалось. Она покачала головой и ответила:

— Нет, малыш. Но у Грозового племени очень большая территория. Она кормит всех нас и дает нам силы.

— Что-то не очень она нас кормит, — проворчал Мошка.

— Увидишь, сколько тут будет дичи в Зеленые деревья! — сказала Синегривка и осеклась.

«Они никогда не увидят этот лес в пору зелени и цветения. Они будут Речными котами».

Внезапно ей захотелось, чтобы они больше узнали о своем родном племени, о том, что значит быть лесным котом.

— Тут живут белки, птицы и мыши. Отличная добыча для умелого охотника!

Камушек плюхнулся на заснеженную землю.

— Рыжелап уже показал мне охотничью стойку! — завопил он.

— Прекрасно, милый, — прошептала Синегривка, почувствовав прилив гордости за своего малыша. Он стоял совершенно неподвижно, задрав хвостик, припав на задние лапки и держа животик над снегом. Он был прирожденным охотником!

— Попробуйте и вы, — сказала она Тучке и Мошке. Пусть у них останутся воспоминания о Грозовом племени.

Котята неловко присели.

— Снег холодный, — заныла Тучка.

«Что я делаю? Зачем?» — тоскливо подумала Синегривка.

В лесу стоял холод. Нужно быстрее идти вперед. Синегривка решительно стряхнула снег с усов.

— Идем, — подбодрила она малышей. — Потренируемся в другой раз.

Они были уже на полпути к Нагретым камням, когда котята начали уставать. Тучка дрожала, а глаза Мошки подернулись пеленой усталости.

— Пойдем домой, мама, — захныкал он. — Тут холодно, и я устал.

— Мы должны идти, — решительно ответила она, вытаскивая Камушка из сугроба. Его шерсть была облеплена сосульками и отяжелела, словно каменная.

— Я больше не хочу играть в эту игру, — расплакался Мошка.

Камушек не стал переубеждать его. Он просто присел рядом с братом и прижался к нему боком. Он так сильно дрожал, что Синегривка слышала, как клацают его зубы. Синегривка остановилась, растерянно глядя на детей. Она словно впервые увидела, какие они крохотные по сравнению с огромными деревьями, какая редкая у них шерстка. Они не могут согреться на холоде. Им нужно лежать в теплой детской под животом у матери, а не брести через заснеженный лес, куда не всякий опытный воитель решится выйти в такую погоду.

— Осталось совсем немного, — беспомощно прошептала она.

Камушек серьезно посмотрел на нее.

— Я не чувствую лапок, — сказал он. — Как я могу идти, если не знаю, где мои лапы?

Мошка и Тучка не сказали ни слова. Они только жались друг к другу и дрожали.

Но Синегривка должна была довести их до Нагретых Камней! Ведь от этого зависела судьба Грозового племени!

Сова закричала над лесом. Содрогнувшись, Синегривка посмотрела на вершины деревьев и прижала к себе котят. Ее детки в любой момент могли стать легкой добычей для хищной птицы.

— Я кое-что придумала, — объявила Синегривка. Яростно работая онемевшими от холода лапами, она выкопала ямку под ближайшими папоротниками.

— Залезайте внутрь, — позвала она.

Котята кое-как забрались в ямку и прижались друг к другу, сбившись в маленький, дрожащий комочек. По крайней мере, здесь они были защищены от ветра.

— Я сейчас вернусь! — крикнула Синегривка, отбегая к следующему дереву. Здесь она поспешно вырыла еще одну ямку и, закончив, помчалась обратно к котятам.

— Где ты была? — захныкала Тучка.

Мошка жалобно смотрел на нее круглыми от страха глазами.

— Мы думали, ты не вернешься!

Синегривке показалось, что сердце у нее сейчас разорвется от боли.

— Милые мои, любимые, — сбивчиво забормотала она. — Как же я могу не вернуться? Мама всегда возвращается к своим котяткам.

Слова застыли у нее в горле. Как она могла сказать им такое?

«Прости меня, Звездное племя!»

Она по одному перенесла котят в новую ямку и бросилась рыть следующую.

Так, шаг за шагом, ямка за ямкой, они двигались к Нагретым Камням. С каждым разом котята все меньше жаловались и плакали, все слабее брыкались и вырывались, так что когда Синегривка переносила их в последнюю ямку, они безжизненно висели у нее в пасти, словно палые листья.

— Давай пойдем домой, — еле слышно проскулил Камушек.

— Сначала мы должны кое с кем встретиться, — с напускной бодростью воскликнула Синегривка.

— С кем? — равнодушно спросила Тучка, словно ей было уже все равно, что будет дальше.

Синегривка посмотрела сквозь деревья на Нагретые камни. Желудя не было видно.

— Давайте отдохнем немножко, — предложила она и, протиснувшись в ямку, обвилась вокруг своих замерзших котят.

Они были холодные, как лед, их редкая шерстка похрустывала от инея.

— Когда мы пойдем домой? — слабенько прошептал Мошка.

— Поспи немного, малыш, — ответила Синегривка.

Мошка устало закрыл глаза. Тучка прижалась к нему.

— Это было хорошее приключение, — зевнул Камушек, зарываясь носом в лапы. — Мы выиграли?

Синегривка склонилась над ним и положила подбородок ему на затылок.

— Конечно, малыш. Вы выиграли. Обхватив детей хвостом, она крепко-крепко прижала их к своему животу. Они слишком устали, чтобы есть. Впрочем, у нее вряд ли осталась хоть капля молока.

«Я всегда буду вас любить, мои милые. Спасибо за этот месяц, который вы подарили мне», — горячо шептала про себя Синегривка.

Она принялась вылизывать их шерстки, надеясь отогреть усталые, замерзшие маленькие тела. Камушек недовольно отстранился.

— Перестань, я спать хочу!

Тучка слишком устала, чтобы жаловаться. Дыхание едва заметными облачками пара вылетало из ее пасти.

— Мошка?

Серый с белым котенок не брыкался. Синегривка принялась изо всех сил лизать его шерстку.

— Мошка!

Ее охватила паника. Она смотрела на маленький комочек, ожидая, когда тот шелохнется или над ним поднимется прозрачное облачко слабого дыхания. Ничего.

Котенок был неподвижен.

Синегривка снова заработала языком.

— Мошка, просыпайся, пожалуйста! Прошу тебя, милый. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. Там, на другом берегу реки, тебя ждет тепло и покой. Твой отец позаботится о тебе, обещаю. Милый мой, храбрый, любимый сыночек! Потерпи совсем чуть-чуть, умоляю тебя!

Она перестала лизать и посмотрела на маленькое, мокрое от снега тельце.

«Проснись!»

«Синегривка!»

Дыхание Белогривки тронуло ее усы. Синегривка узнала запах сестры, вдруг заструившийся в маленькой снежной норке.

«Отпусти его. Я о нем позабочусь».

— Нет! Не забирай его, умоляю!

«Он уже ушел. Ничего не поделаешь».

Синегривка в отчаянии сгребла безжизненное тельце в лапы и прижала к себе. Камушек и Тучка недовольно зашевелились у нее под ее животом, но не проснулись.

«Нет, это неправда! Мошка не должен умереть!»

«Так случилось. Я позабочусь о нем в Звездном племени».

Запах Белогривки растаял, и тесная норка вновь наполнилась колючим холодом. Мошка не шевелился.

— Синегривка? — в отверстии норы показалась пушистая морда Желудя, его теплое, чуть пахнущее рыбой, дыхание облачком пара влетело внутрь.

Камушек проснулся и пошевелил хвостом.

— Фу! Что за вонь?

— Прекрати, малыш. Разве можно быть таким грубым?

Синегривка заставила себя сосредоточиться. Она должна спасти двух оставшихся котят.

— Возвращайся на камни, — коротко приказала она Желудю. — Я принесу их тебе.

— Давай я возьму хотя бы одного, — сказал Желудь.

Синегривка сердито посмотрела на него. Как он не понимает!

— Я еще не рассказала им, кто ты такой. Возвращайся.

Когда Желудь ушел, Синегривка растолкала Тучку.

— Пора идти.

— Не хочу! Я только согрелась.

— Скоро ты совсем согреешься, — пообещала Синегривка.

— Куда мы идем? — сердито спросил Камушек.

— Я отведу вас к вашему отцу Камушек озадаченно посмотрел на нее.

— К Дроздовику? Ветерок сказал мне, что Кривуля говорит, будто он наш отец!

— Нет, малыш. Вашего настоящего отца зовут Желудь. Он из Речного племени.

— Из Речного племени? — недоверчиво переспросил Камушек.

— Поторопитесь, — приказала Синегривка, выгоняя котят на снег.

Тучка обернулась на покинутую норку.

— А как же Мошка?

— Я за ним вернусь.

— Но ты всегда говорила, что мы Грозовые котята, — захныкал Камушек. — Как же мы можем быть Речными?

Синегривка не ответила. Она загнала малышей себе под живот, чтобы укрыть от начавшегося снегопада. Потом обернулась и посмотрела назад в безумной надежде, что маленький Мошка выйдет из норки и с плачем пойдет за ними.

Она с ужасом увидела, что норку заносит снегом.

«Нет! Ведь я могу не найти его, когда вернусь!»

Синегривка завертела головой, ища место, где можно ненадолго оставить Камушка и Тучку, чтобы вернуться за телом их умершего брата. Впереди, вдоль берега реки, медленно удалялись две кошачьи фигуры. Неужели Желудь привел с собой какого-то Речного воина?

Нет, это были совсем другие коты. Валивший кругом снег не мог коснуться их шерсти. Они шагали вперед, не оставляя следов на снегу. Их было двое. Взрослая кошка с белой шерстью, почти сливавшейся с царящей кругом снежной белизной. И маленький серый с белым котенок, едва достающий до живота своей спутнице. Котенок то и дело с живостью поглядывал вверх, на Белогривку, словно рассказывал ей что-то очень интересное.

«Прощай, маленький Мошка. Белогривка позаботится о тебе».

— Ой! — вскрикнул Камушек, растянувшись на снегу под животом у Синегривки. — Земля твердая!

Они добрались до Нагретых Камней. Послышался хруст снега, и Желудь подбежал к ним.

— Все в порядке? — негромко спросил он.

Синегривка кивнула, не поднимая глаз. Запах Желудя окружил ее — теплый, надежный. На какой-то миг Синегривке мучительно захотелось пойти с ним. Она хотела прожить свою жизнь рядом с Желудем. Никогда не расставаться с ним и со своими детьми.

Но она не могла.

Она должна была спасти свое племя.

Котята во все глаза смотрели на незнакомого кота.

— Это Камушек, — подавив дрожь, Синегривка подтолкнула носом серого котенка. — А это Тучка, — у нее перехватило горло. Слезы застилали глаза. Она отвернулась и пошла прочь.

«Я не могу попрощаться с ними! Я не выдержу этого…»

— Позаботься о них, пожалуйста!

— Где третий? — крикнул Желудь.

— Умер.

Синегривка пошатнулась, но заставила себя не оглядываться, чтобы котята не видели ее глаз.

— Вернись, Синегривка!

— Куда ты уходишь?

— Ты придешь за нами?

Не в силах выдержать этих криков, она бросилась бежать и остановилась только возле зарослей папоротников.

Выкопанная в снегу норка исчезла, но Синегривка копала и копала, не обращая внимания на боль в онемевших от холода лапах, пока не добралась до маленького тельца.

Она осторожно вытащила Мошку — от него больше не пахло ни молоком, ни детской — и продолжила копать: она не могла оставить свое дитя на растерзание лисам. Мерзлая земля крошилась под ее когтями, до крови натирая подушечки на лапах, но Синегривка продолжала копать, пока не образовалась ямка, достаточно глубокая для того, чтобы защитить ее малыша. Потом, ничего не чувствуя, она положила в яму тело Мошки и забросала его землей.

Еле переставляя подгибающиеся лапы, она добрела до лагеря. У нее осталось еще одно дело. Еще одна ложь.

Юркнув в туннель, ведущий к поганому месту, она тихонько подкралась к стене детской и бесшумно проковыряла в ежевике дыру размером с лисицу.

Потом забралась внутрь через вход, убедилась в том, что Кривуля, Ветерок и Мышка крепко спят, залезла в свое гнездышко и громко отчаянно завыла, перебудив весь лагерь:

— Мои детки! Мои котята пропали!

Глава XXIII

— Синегривка, не хочешь выйти с охотничьим патрулем? — очень мягко спросил Змеезуб. Синегривка молча уставилась на него, пытаясь понять, что он говорит.

Прошел целый месяц с той ночи, когда она отдала своих котят Желудю. Стены детской были заново укреплены ежевикой. В мороз двое воинов каждую ночь сторожили детскую, чтобы ни один голодный лесной хищник больше не посмел приблизиться к котятам. Грозовое племя поверило в ложь Синегривки — в то, что она проснулась и обнаружила пустое гнездышко. Все решили, что котят украла лиса или барсук, которые, подгоняемые голодом, впервые осмелились прийти в лагерь и проделать дыру в стене палатки.

Несколько дней подряд Грозовые коты обшаривали лес, но они не знали, где искать, а все запахи были занесены снегом. Синегривка рыскала по лесу вместе со всеми, оцепенев от чувства вины, стыда и раскаяния. Ей приходилось снова и снова напоминать себе, что она сделала все это ради Грозового племени. Некоторое время среди воителей царили страх и отчаяние. Коты тесно жались друг к другу, говорили тихо и смотрели на Синегривку с такой жалостью, что у нее сердце разрывалось от стыда и горечи. Каждый такой взгляд острым шипом пронзал ей сердце. Она устала от лжи. В эти дни она почти не замечала того, как опустела куча добычи. Она была слишком несчастна, чтобы есть, и хотела только одного — спать. Забыться во сне. Ей казалось, будто сердце пронзил осколок льда, который никогда не растает.

«Им будет хорошо с Желудем».

Но даже эта мысль не могла утешить ее.

Где сейчас ее Мошка? Смотрит ли он на нее с небес? Ненавидит ли за то, что она отняла у него жизнь? Сумела ли Белогривка объяснить ему, что его маленькая жизнь была принесена в жертву Грозовому племени?

— Синегривка?

Змеезуб дотронулся хвостом до ее плеча и повторил свой вопрос:

— Не хочешь сходить на охоту?

— Я пойду с тобой, если хочешь, — бросился к ней Дроздовик. В его глазах стояла грусть. Он горевал о котятах, как настоящий отец. Он больше всех котов трудился над укреплением детской, и его лапы до сих пор были расцарапаны ежевикой, которую он туго вплетал в ветки куста. Синегривке не раз хотелось успокоить его, сказав, что двое котят выжили и сейчас, веселые и счастливые, бегают по лагерю Речного племени. Но она не могла.

Дата добавления: 2015-06-28