Действие первое 2 страница

Так более красиво звучит. Более поэтично. В полночь общежитие закрывают и

девушек не хотят пускать.
ВИКТОР. Пустят. Я тебе обещаю.
ГЕЛЯ. Идем, Витек. Ты проводишь меня до дверей и скажешь мне: до свидания. Это

прекрасное выражение. Так должны прощаться только влюбленные, правда? До

свидания. Мы прощаемся до нового свидания. Несправедливо, что точно так же

прощаются все. Влюбленных постоянно обкрадывают.
ВИКТОР. Это идиотизм - сейчас прощаться. Просто неслыханный идиотизм. А что, если

я пойду к тебе? Попрошу эту Веру, чтоб она побряцала на арфе.
ГЕЛЯ. Нет, все-таки ты чудак. Такое мое счастье - отыскать чудака. После войны их

почти не осталось. Должно быть, их всех перестреляли.
ВИКТОР. Честное слово, иду к тебе в гости. Не прогоните ж вы меня. Может, еще

напоите чаем. Ну? Решено?
ГЕЛЯ (смеясь). У тебя сейчас вид, как в поговорке... пан или пропал?
ВИКТОР (почти серьезно). Пан пропал.

Свет гаснет. Снова - свет. Музей. Статуи и картины.

ГЕЛЯ. Только что была Москва и - вот... В каком мы веке? Витек, это чудо. Ты веришь в

чудеса?
ВИКТОР. Все в мире - от электричества.
ГЕЛЯ. Ты ужасно шутишь, но я тебе прощаю за то, что ты меня сюда привел.
ВИКТОР. Что делать, если некуда деться.
ГЕЛЯ. Витек, не разрушай настроения.
ВИКТОР. Из нас двоих я - разумное начало.
ГЕЛЯ. Это новость для меня. Смотри, какая красавица. Ты бы мог ее полюбить?
ВИКТОР. Красавиц не любят, любят красоток.
ГЕЛЯ. Ты невозможен. Она прекрасна.
ВИКТОР. Уж очень несовременна. Лед.
ГЕЛЯ. Мы тоже будем несовременны.
ВИКТОР (беспечно). Когда это будет!
ГЕЛЯ. Скорей, чем ты думаешь. Вспомни, что пишет Хайям.
ВИКТОР. А что он пишет?
ГЕЛЯ. "Еще умчался день, а ты и не заметил".
ВИКТОР. И далее он говорил: по этому поводу выпьем.
ГЕЛЯ. Здесь - хорошо. Ты отлично придумал.
ВИКТОР. У меня светлая голова.
ГЕЛЯ. Мне жаль, что ты не был в Кракове. Я бы водила тебя в Вавель.
ВИКТОР. А что это - Вавель?
ГЕЛЯ. Это древний замок. Там похоронены все польские короли. И многие великие

люди. Словацкий, Мицкевич.
ВИКТОР. Все-таки это занятно, правда? Поэты плохо живут с королями, а хоронят их

вместе.
ГЕЛЯ. Видишь, Витек, музей действует и на тебя. Ты стал очень... как это...

глубокомысленный.
ВИКТОР. Я всегда такой.
ГЕЛЯ. В Вавеле еще лежит королева Ядвига. Она была покровительница университета, и

все ученицы до сих пор пишут ей записки.
ВИКТОР. Что же они там пишут?
ГЕЛЯ. "Дорогая Ядвига, помоги мне выдержать экзамен". "Дорогая Ядвига, пусть мне будет легче учиться".
ВИКТОР. Ты тоже писала?
ГЕЛЯ. О, когда я приехала в Краков, я сразу побежала к Ядвиге.
ВИКТОР. Хотел бы я прочесть твою записку.
ГЕЛЯ. Я тебе скажу, если ты такой любопытный. "Дорогая Ядвига, пусть меня полюбит

учитель математики".
ВИКТОР. И как, Ядвига тебе помогла?
ГЕЛЯ. Должно быть, помогла, я сдала экзамен.
ВИКТОР. Слушай, у меня родилась идея.
ГЕЛЯ. Надеюсь, ты шутишь.
ВИКТОР (кивая на статую). Спрячемся за этого типа и поцелуемся.
ГЕЛЯ. Я говорила, ты сегодня... в ударе.

Они заходят за статую и целуются.

Какая прекрасная идея.
ВИКТОР. Дежурная, по-моему, спит.
ГЕЛЯ. Я боялась, что здесь будут экскурсии. Я очень не люблю экскурсии, это мой

недостаток. Правда, ничего не надо объяснять? Пускай люди думают сами.
ВИКТОР (быстро целует ее). Пока дежурная не проснулась.
ГЕЛЯ (прислонясь к статуе). В крайнем случае, нас защитит наш атлет.
ВИКТОР. Мы сами себя защитим.
ГЕЛЯ. Но он очень сильный. Смотри, какие у него мышцы.
ВИКТОР. Видишь, что значит заниматься спортом.
ГЕЛЯ. Я знаю, знаю, - у тебя под кроватью две гири.
ВИКТОР. А что тут плохого?
ГЕЛЯ. Я немножко боюсь спорта. Спортсмены слишком ценят силу.
ВИКТОР. Это не грех.
ГЕЛЯ. Ты очень сильный?
ВИКТОР. Не слабый, конечно.
ГЕЛЯ. Приятно быть сильным?
ВИКТОР. Очень приятно.
ГЕЛЯ. А что тебе приятно?
ВИКТОР. Я сам не знаю... Должно быть, какая-то независимость.
ГЕЛЯ. Может быть - зависимость других?
ВИКТОР. Я не драчун. Но надо уметь дать сдачи.
ГЕЛЯ. Так. Но сегодня человек дает сдачи, видит, что это получается, и завтра он бьет

первым.
ВИКТОР. Хорошо. Я буду подставлять другую щеку.
ГЕЛЯ. Наверное, я очень глупая, Витек, и надо мной нужно весело смеяться, но я ничего

не могу с собой сделать. Для меня сила почти всегда - рядом с насилием.
ВИКТОР. Геля, ты говоришь про фашизм...
ГЕЛЯ. А я теперь часто думаю про фашизм. И слушай - иногда он выглядит очень...

обаятельным. Такой бодрый, веселый, сапоги блестят, уверенность в будущем.

Оптимизм. Он целые страны соблазнил своей улыбкой.
ВИКТОР. Слушай... война кончилась в сорок пятом.
ГЕЛЯ. Так. Правда. (Пауза.) Это смешно. Я тебя просила не говорить о войне, а сама не

могу ее забыть ни на минуту. Мы в Польше все такие, Витек, ты веришь в счастье?
ВИКТОР. Да, Геля, верю.
ГЕЛЯ. А я боюсь верить. И жизни я боюсь. Это очень стыдно, но я ее боюсь. Говорят,

после первой войны с людьми было то же самое.
ВИКТОР. Не знаю. То была совсем другая война. Не нужно сравнивать. И не нужно

бояться. Просто ты насмотрелась на оккупантов. На их патрули, на их автоматы. Это

пройдет.
ГЕЛЯ. Витек, у тебя пальцы, как у пианиста.
ВИКТОР. Мне медведь на ухо наступил.
ГЕЛЯ. Я уверена, что это не так.
ВИКТОР. Слушай...
ГЕЛЯ. У тебя снова идея?
ВИКТОР. За этой богиней нас никто не увидит.
ГЕЛЯ. Помни, букет создается выдержкой.
ВИКТОР. Ты действительно обезьянка.

Заходят за статую и целуются.

Черт знает, до чего хорошо.
ГЕЛЯ. Не богохульствуй.
ВИКТОР (целует ее). Бог нам простит.
ГЕЛЯ. Он ведь прощает не тем, кому нужно. Теперь я бы не вступила в переписку с

Ядвигой.

Он снова ее целует.

А куда мы отправимся завтра?
ВИКТОР. Что-нибудь придумаю.
ГЕЛЯ. Хорошо знать, что кто-то придумывает за тебя. Какой ты умный.
ВИКТОР. Ты же не любишь, когда за тебя думают.
ГЕЛЯ. В том-то и ужас, что это приятно. Должно быть, это женская черта, но уж слишком

много мужчин ее имеют.
ВИКТОР. Диалектика, Геля.
ГЕЛЯ. О, какое великое слово. Оно объясняет решительно все. Как твое электричество.
ВИКТОР. Гражданка, надо верить в электричество или в бога. Третьего не дано.
ГЕЛЯ. Пане профессоже, я стала бояться богов. Любых. Даже тех, что зовут к

милосердию. Как только человек творит бога, он начинает приносить ему жертвы.
ВИКТОР. Значит, вам остается одно электричество.
ГЕЛЯ. Электричеству тоже приносят жертвы.
ВИКТОР. Геля, без жертв ничего не бывает.
ГЕЛЯ. Я знаю, знаю... Наука их требует, искусство их требует и прогресс требует жертв,

Витек...
ВИКТОР. Что, Геля?
ГЕЛЯ. Теперь идея появилась у меня.

Они заходят за статую. Свет гаснет.
Снова - свет. Комната в общежитии. Геля - в халатике и домашних туфлях - укладывает перед зеркалом волосы. Стук.

ГЕЛЯ. Проше.

Входит Виктор с коробкой в руках.

Как ты поздно.
ВИКТОР. Прости. (Стягивает варежку.)
ГЕЛЯ. Пока мы до них доберемся - уже будет Новый год.
ВИКТОР. Ты еще не готова.
ГЕЛЯ. Я тут же буду готова. Просто я хочу быть самой красивой. Я ведь не принадлежу

себе. Иначе мне было бы все равно, лишь бы пан был доволен.
ВИКТОР. Кому ж ты принадлежишь?
ГЕЛЯ. Я должна поддерживать традицию моей родины и показывать, что Польска еще не

сгинела.
ВИКТОР. Она не сгинела.
ГЕЛЯ. Ах, Витек, какой ты милый. Ты сейчас мне оказывал моральную помощь. Когда

охраняешь традицию, чувствуешь большую ответственность. Она давит.
ВИКТОР. Ты будешь королевой, не бойся.
ГЕЛЯ. Что за коробка у тебя в руках?
ВИКТОР. Банальнейший новогодний подарок. (Пока она торопливо развязывает, он

садится и прикрывает глаза.)
ГЕЛЯ. Езус-Мария! Какие туфельки.
ВИКТОР. Я боялся, что ты уедешь в столицу сапожников - город Радом.
ГЕЛЯ. Витек, ты - чудо. Дзенкую бардзо. Я бы тебя поцеловала, но боюсь измазывать.
ВИКТОР. Измазать. (Зевает.)
ГЕЛЯ. О, пусть. Ты всегда меня учишь. Але откуда у тебя пенёндзе?
ВИКТОР. Я разбогател. (Зевает.)
ГЕЛЯ. Фуй, не смей зевать. Это неуважение к моей красоте, к моей стране и ее флагу. Я

тоже купила тебе подарок. Правда, он не такой шикарный. Я не так богата, как ты. У

меня другие достоинства. (Протягивает ему галстук.)
ВИКТОР. Спасибо. Никогда не носил галстуков.
ГЕЛЯ. Это - ложно понятый демократизм. С этим надо заканчивать.
ВИКТОР. Хорошо.
ГЕЛЯ. Вино стоит на окне. Не забудь его взять. Это наш вклад на общий стол. Я сейчас

натягиваю платье, залезаю в мои новые туфельки - и мы идем.

Он не отвечает. Она заходит за шкаф.

Только сиди и не двигайся. Я рассчитываю на твое благородство. Почему ты

молчишь, Витек? Это согласие или протест? Она выходит, уже в платье, с туфлями в

руках. Что с тобой? Ты спишь?

Виктор действительно спит. Она тихо ставит туфли на столик и подходит к нему. Осторожно берет его руку. Виктор не шелохнулся - спит. Геля, еле слышно ступая, отходит в сторону, гасит большой свет. Теперь только ночник освещает комнату. Она садится напротив Виктора, внимательно на него смотрит. Тишина. Медленно начинают бить далекие часы. Двенадцать. Геля сидит неподвижно. Откуда-то доносится музыка. Вновь - уже один раз - бьют часы. Геля продолжает сидеть все в той же позе. Музыка едва слышна. Виктор открывает глаза.

ГЕЛЯ. С Новым годом, Витек.
ВИКТОР. Который час?
ГЕЛЯ. Как всегда - в неподходящий момент, уже четверть второго.
ВИКТОР. Я заснул?
ГЕЛЯ. Как дитя. И спал, как ангел.
ВИКТОР. Прости меня. Я - бандит.
ГЕЛЯ. Слишком сильно.
ВИКТОР. Я поступил, как свинья.
ГЕЛЯ. Напротив - как патриот. Теперь королевой красоты будет Наташа.
ВИКТОР. Может быть, все-таки пойдем?
ГЕЛЯ. Уже не имеет никакого смысла. Мы только, вызовем улыбки и вопросы.
ВИКТОР. Какая глупость...
ГЕЛЯ. Витек, где ты был?
ВИКТОР. Разгружал вагоны.
ГЕЛЯ. Это ты там разбогател?
ВИКТОР. Всякий труд почетен.
ГЕЛЯ. Ничего, мы выпьем вино сами. Я очень хочу за тебя выпить.
ВИКТОР (открывая бутылку). Где у тебя стаканы?
ГЕЛЯ. Вот стаканы. Это хорошее вино?
ВИКТОР. Обычное вино.
ГЕЛЯ. А ты можешь пить обычное вино? Или это... профанация?
ВИКТОР. Вшистко едно, панна.
ГЕЛЯ. Как удается настоящее вино, Витек?
ВИКТОР. Это долгий путь. От винограда до вина - долгий путь. Когда фильтропресс отделяет мезгу...
ГЕЛЯ. А что такое - мезга? Ты прости, я дикарь.
ВИКТОР. Ягода, мякоть, косточки... Я говорю, в этот час мы еще не знаем, какое нас

ждет вино. Все выяснится позже. Как с ребенком.
ГЕЛЯ. И виноделы волнуются?
ВИКТОР. Виноделы ужасно волнуются.
ГЕЛЯ. Ты говоришь со мной снисходительно. Ты подчеркиваешь свое превосходство.
ВИКТОР. Я когда-нибудь возьму тебя с нами на практику. Ты посмотришь, как делают

анализ на сахаристость, как бродит сусло и как выдерживают вино.
ГЕЛЯ. Букет создается выдержкой.
ВИКТОР. Я вижу, ты это крепко затвердила.
ГЕЛЯ. Мне это понравилось.
ВИКТОР. Марочное вино хранится много лет. Его выдерживают в дубовых бутах.

Дубовый бут придает ему благородство.
ГЕЛЯ. А мы пьем марочное вино?
ВИКТОР. Ординарное, Гелинька.
ГЕЛЯ. Что это значит?
ВИКТОР. Его выдерживали меньше года.
ГЕЛЯ. Какой позор! И им не стыдно?
ВИКТОР. Здесь равенства нет.
ГЕЛЯ. Ну, пусть. Я пью за тебя, хотя это вино тебя недостойно.
ВИКТОР. А я за тебя.
ГЕЛЯ. Я пью, чтоб тебе было хорошо в сорок седьмом году.
ВИКТОР. И тебе.
ГЕЛЯ. Чтоб мне было хорошо с тобой в этом сорок седьмом году. Наверное, я ужасный...

консерватор, но я не хочу раскрывать в тебе новые черты. Даже если это черты

будущего.
ВИКТОР. Но я хочу расти над собой.
ГЕЛЯ. Не надо. Кто знает, куда ты вырастешь? Мне с тобой так спокойно сейчас, так

ясно.
ВИКТОР. Не надо тебе пить. У нас нет закуски.
ГЕЛЯ. Ничего, у меня трезвая голова, я не сделаю глупостей. А закуски нет. Ты проспал

закуску. И главное - удивительный торт. Наташина мама - великий маэстро. Я сегодня

ночью видела во сне этот торт.
ВИКТОР. Лакомка.
ГЕЛЯ. Если б ты знал, какие частки на Новом Святе. Больше нигде не бывают такие

частки. Я на них тратила последний злотый. Святая Мария, что мне делать, я так

люблю сладкое. Певицы и без него становятся толстухами, а я к тому же его люблю.
ВИКТОР. Сладкие слова ты тоже любила?
ГЕЛЯ. Любила, любила. Зачем скрывать? Но теперь ты открыл мне глаза. Теперь

каждому слову я буду делать анализ на сахаристость. Доволен?
ВИКТОР. Ты знаешь, что отличает настоящее вино? Послевкусие.
ГЕЛЯ. Дивное слово. Только ты мне его объясни.
ВИКТОР. Вкус, который остается после того, как ты выпил. Послевкусие. Есть такие

круглые вина, они точно перекатываются во рту.
ГЕЛЯ (пьет). Это не перекатывается.
ВИКТОР. Само собой. В нем недостаточно тела.
ГЕЛЯ. Какая бесстыдная наука - твое виноделие. Неужели к вам принимают девушек?
ВИКТОР. Паненка к паненке.
ГЕЛЯ. Но ведь я лучше. Ты должен честно признать - я лучше. Я родилась на

географическом перекрестке. Во мне смешалось все, все, все. Римская католическая

церковь и язычество древних славян. Где ты еще найдешь такую?
ВИКТОР. Такую трезвую?
ГЕЛЯ. Витек, я трезвей тебя, и ты в этом убедишься. А сейчас я хочу танцевать. В новых

туфельках.
ВИКТОР. Вы позволите вам их надеть?
ГЕЛЯ. Проше пана.

Он ее обувает.

Включи репродуктор.

Виктор включает. Музыка. Они танцуют.

Во всех домах сейчас танцуют. Во всех городах сейчас танцуют. Во всех странах. И

желают друг другу счастья. Витек, мне почему-то грустно.
ВИКТОР. Я говорил - не нужно пить.
ГЕЛЯ. Не то, не то. Как тебе объяснить? Ты решишь, что я истеричка. Я просто думаю,

сколько людей живут со мной в одно время. И я их никогда не узнаю. Всегда и

всюду границы, границы... Границы времени, границы пространства, границы

государств. Границы наших сил. Только наши надежды не имеют границ.
ВИКТОР. Но я же тебя нашел.
ГЕЛЯ. Ты случайно меня нашел.
ВИКТОР. Неважно. Жё пран, жё пран... Одним словом: беру добро, где нахожу.
ГЕЛЯ. Это очень умно с твоей стороны. (Пауза.) Витек...
ВИКТОР. Что?
ГЕЛЯ. У тебя нет никаких идей?
ВИКТОР. Есть одна. (Целует ее.)
ГЕЛЯ (оторвавшись). Что за после-вку-сие!.. Как, я правильно говорю?
ВИКТОР. Ты - прирожденный винодел.
ГЕЛЯ. Если б я им была, мы бы спились. (Остановившись.) Эта музыка не отвечает моей

внутренней мелодии.
ВИКТОР. Тогда ей придется умолкнуть. (Выключает радио.)
ГЕЛЯ. Лучше я спою тебе сама. Хочешь?
ВИКТОР. Голос звучит?
ГЕЛЯ. Как колокольчик.
ВИКТОР. Пой.

Геля поет старую веселую песенку: "Страшне чен кохам, страшне чен кохам, страшне кохам чен..."

ВИКТОР. Публика в восторге.
ГЕЛЯ. Артисты устали. (Садится.)
ВИКТОР. "Страшне чен кохам" это значит "страшно люблю"?
ГЕЛЯ. "Страшно тебя люблю". Ты уже все понимаешь.
ВИКТОР. Я бы хотел научиться польскому.
ГЕЛЯ. Ну так я буду тебя учить.
ВИКТОР. Но сначала выйди за меня замуж.
ГЕЛЯ. Витек, ты плохо соображаешь.
ВИКТОР. Ты этого не хочешь?
ГЕЛЯ. Витек, все точно сговорилось, чтоб мы помешались. Первая ночь Нового года,

вино, в общежитии пусто, - мы одни на всем свете. Но это не так. Завтрашний день уже

наступил, и мы с тобой - не одни на свете. Необходимо смотреть вперед.
ВИКТОР. Ты мудрая девушка.
ГЕЛЯ. Я тебе говорила, что я трезвей тебя.
ВИКТОР. К несчастью.
ГЕЛЯ. Может быть, это порок воспитания. Мы приучены думать о завтрашнем дне.
ВИКТОР. Хватит шутить. У нас много юмора. Держимся за юмор, как за соломинку. Как

за лазейку. Юмор - наш тыл. Наша заранее подготовленная позиция. Путь к

отступлению. Что еще? Но я совсем не хочу отступать.
ГЕЛЯ. Ты прав. Я просто боюсь быть серьезной. Я тебе уже говорила - боюсь.
ВИКТОР. А я не боюсь. Я кое-что знаю. Я знаю, что ты нужна и нужна. Что же еще я

должен знать? Разве этого мало? Я просыпаюсь, чтоб тебя увидеть. Услышать твой

голос, твое вечное "как это...", твои Бесконечные "показывать" вместо "показать",

"понимать" вместо "понять", "обнаруживать" вместо "обнаружить". Не дай бог, если ты

будешь говорить все правильно, мне кажется, это уж будешь не ты. Я сейчас надел на

твои ноги туфли и понял, что за все двадцать четыре года еще никогда не был так

счастлив. Я тащу к тебе все и гружу на тебя все, иногда ты этого даже не знаешь. Я

знаю, что никогда с тобой не соскучусь, не захочу от тебя отдохнуть. То, что ты есть,

всему придает смысл и вносит жизнь решительно во все.

Геля хочет его прервать.

Не надо, ведь я говорю тебе правду. Может быть, и не следует так говорить.

Наверняка нужно быть сдержанным и не годится себя распускать. У меня

действительно мало опыта. Да и откуда, скажи, ему взяться? Из школы я ушел

воевать. Что я видел? И что я помню? Про опытных я читал только в книжках. Но,

по-моему, ничего не может быть лучше, чем все сказать, не взвешивать, не следить

за словами. Ну вот, глаза у тебя на мокром месте. Прости, Все равно я сделаю тебя

счастливой. Я сделаю все, чтоб прошел твой страх. Чтоб ты ничего никогда не

боялась. Я буду беречь тебя днем и ночью. И однажды даже тени печали не будет в

твоих глазах, даже тени. И я услышу твое ровное дыханье. И только тогда, слышишь,

только тогда я и сам вздохну спокойно.

Свет гаснет.
Снова - свет. Та же комната. Геля стоит у окна, спиной к двери. Входит Виктор.

ВИКТОР (весело). Целую рончки.
ГЕЛЯ. Здравствуй.
ВИКТОР. Хорошо бы, если б ты повернулась и подошла.
ГЕЛЯ. Вот я повернулась.
ВИКТОР. Пан ждет. Пан нервничает.
ГЕЛЯ. У меня смертельно болит голова.
ВИКТОР. Надо что-нибудь принять и лечь.
ГЕЛЯ. Я принимала и ложилась.
ВИКТОР. Грелку с горячей водой к затылку - и ты воскреснешь. Для жизни и ее

радостей.
ГЕЛЯ. Ты - после дегустации?
ВИКТОР. Было дело. (Поднимает ноты.) Это - твои ноты?

Геля кивает.

И - эти?
ГЕЛЯ. И эти - мои.
ВИКТОР. Целая программа. Можешь давать концерты. Черт возьми, какое будущее меня

ожидает! Вино, музыка и любовь.
ГЕЛЯ. Кажется, я снова трезвей тебя.
ВИКТОР. Как всегда. Однако ты уже недовольна. Что будет, когда я стану твоим мужем?
ГЕЛЯ. Ты еще хочешь им стать?
ВИКТОР. И не позже чем через неделю. Довольно мне слушать Ваше Польское

Величество. Я ли не был покорнейшим верноподданным? Сначала ты говоришь, что

мы должны сдать сессии. Я подчиняюсь. После сессий ты ведешь меня за город,

ходить на лыжах. Ты рассудила, что нам нужно привыкнуть друг к другу. Я знаю,

что, слава богу, никогда к тебе не привыкну, но так хочешь ты, и я опять

подчиняюсь. Десять дней мы живем на турбазе, и я кротко уступаю тебе лыжню. Не

спорю - прекрасные десять дней, но мне их отравила неопределенность моего

положения. Что делать, я - современный человек. Для счастья мне нужно

удостоверение.
ГЕЛЯ. Напрасно ты думаешь, что это шутки.
ВИКТОР. Какие шутки! Я восстал. Я хочу, чтоб меня называли пан-млоды. Перевести?

По-польски это значит - новобрачный.
ГЕЛЯ. Ты ни о чем не слышал?
ВИКТОР. Нет. С утра поглощен самоанализом.
ГЕЛЯ. Тебе никто ничего не сказал?
ВИКТОР. Какие-нибудь новости? У них? Или у нас?
ГЕЛЯ. У нас.
ВИКТОР. Асю увезли в Дагестан?
ГЕЛЯ. Издан новый закон.
ВИКТОР. И что же он утверждает?
ГЕЛЯ. Он воспрещает. Браки с иностранцами. С пятнадцатого февраля.
ВИКТОР. Ну и... что? Это ж не может к нам относиться.
ГЕЛЯ. Можно узнать - почему?
ВИКТОР. Мы же любим друг друга.
ГЕЛЯ (вспылив). Ты - глупец. (Пауза.) Прости, прости меня, я не слышу сама себя.
ВИКТОР. Убежден, отвечаю тебе головой - здесь будет индивидуальный подход.

Очевидно, были легкомысленные решения, а потом неприятности, дипломатическая

переписка. Черт его знает, что нам известно? Но ведь можно же объяснить,

втолковать... Когда увидят, что два человека просто не могут - один без другого...

(Обнимает ее.) Не волнуйся... Прошу тебя... не волнуйся... Мы ведь живем в

двадцатом веке.
ГЕЛЯ. Так. Ты прав. Мы живем в двадцатом веке. Это очень разнообразный век. Когда

можно за несколько часов оказываться на другом конце мира - это двадцатый век. И

когда в Испанию съезжаются антифашисты со всей земли - это двадцатый век. И

когда от Варшавы ничего не остается, а моя подруга однажды выходит на улицу с

желтой звездой на рукаве - это тоже двадцатый век.
ВИКТОР. И когда Гитлер подыхает в своем подвале - это двадцатый век.
ГЕЛЯ. И когда он однажды появится снова - это тоже будет двадцатый век. Ты говорил, я

привыкла бояться. Да, я боюсь, боюсь, боюсь.
ВИКТОР. Чего ж ты боишься? Ведь я с тобой. О, черт! Вот она - твоя трезвость. Если б

ты слушалась меня, мы бы уже были женаты.
ГЕЛЯ. Если б не моя трезвость, ты бы попал в трудное положение.
ВИКТОР. А сейчас мое положение легче?!
ГЕЛЯ. Почему же ты на меня кричишь?
ВИКТОР. Что делать? Что делать?
ГЕЛЯ. Витек, единственный мой... придумай. Придумай что-нибудь. Ты счастливчик.

Тебе все удается. Ты всегда умел хорошо придумывать. Я умоляю тебя, придумай.
ВИКТОР. Да, да. Я придумаю. Я придумаю...

Свет гаснет.
Вновь - свет. Улица. Геля. Появляется Виктор. Она бросается к нему. Уходят.
Свет гаснет и сразу же вспыхивает вновь. Улица. Геля. Она нервно ходит взад-вперед. Появляется Виктор. Они молча смотрят друг на друга. Потом он берет ее под руку и уводит.
Свет гаснет и сразу же зажигается. Улица. Теперь ждет Виктор. Медленно появляется Геля. Не останавливаясь, проходит мимо. Чуть помедлив, он следует за ней.
Свет гаснет. Слышен слегка измененный записью голос Виктора:

- Я ничего не смог придумать. Вскоре меня перевели в Краснодар. От Гели я больше вестей не имел. Краснодар - отличный веселый город. Вечерами все ходят по улице Красной. Я тоже частенько по ней гулял, но друзей не заводилось долго. Потом появились и друзья. Летом мы ездили на практику в виносовхоз Абрау-Дюрсо. Он окружен горами и лежит точно на дне чаши. Ее северный склон засажен виноградниками различных сортов. Летом, когда листья окрашиваются в разные цвета, перед вами как бы возникает корона.

Дата добавления: 2015-06-28