Лекція № 3 2 страница

Основные данные, свидетельствующие о религиозной и культовой практике древних японцев, относятся к периоду Яёй. И здесь необходимо обратить внимание на то, что жизнь родоплеменных организаций на японских островах не была полностью изолирована от обширного дальневосточного ареала – этнических массивов Китая, Корейского полуострова, Восточной Сибири и Приморья, Юго-Восточной Азии и островов т.н. Южных морей (совр. Индонезия), каждый из которых имел свой уровень историко-культурного развития. В период Яёй на японские острова с материка усиливается приток переселенцев, уровень социально-экономического развития которых был намного выше, чем у аборигенов. По данным современных исследований, этнорасовые миграции на Японские острова включали негроидов с о-ва Лусон, индонезийцев, индокитайцев, китайцев (ханьцев), корейцев, а также тунгусов, палеоайнов, тюрко-монгольских и даже тибетских и гималайских племен. Основной миграционный поток, в том числе и айнов, происходил из Юго-Восточной и Центральной Азии через Корею (и хотя японский язык считается изолированным, по грамматическому и фонетическому строю он близок к группе алтайских языков). Таким образом, японцы - продукт смешения указанных народностей и этнических групп.

Иммигранты принесли с собой бронзовые и железные орудия, культуру заливных рисовых полей, завезли лошадей и коров. Переселенцы обладали и более совершенными производственными навыками в сельском хозяйстве и ремесле. Начался длительный период освоения аборигенами материальной культуры пришельцев, их ассимиляции, в результате которой и возникла японская народность.

Но доминирующее влияние на формирование культуры японского этноса оказывала древнекитайская цивилизация. Появившаяся за 2 тыс. лет до рассматриваемого периода, она уже в 14-13 вв. до н.э. имела сложную политическую и экономическую организацию, письменную культуру и политическую мысль, а также разработанную систему религиозных традиций, обрядов и ритуалов.

Однако нельзя и абсолютизировать масштабы этого влияния – родовые общины жили в островной стране, отрезанной от материковой цивилизации просторами морей и океана. К тому же горные массивы, покрывающие центральную часть японских островов, содействовали разобщенности племен и отдельных локальных регионов, охватывающих пригодные для жизни долины и равнинные территории, сосредоточенные преимущественно в прибрежных зонах Японского архипелага. Поэтому во многом основой их самостоятельного (как и у многих других народов) изначального знания о процессах космического порядка стали поэтическая интуиция, воображение и собственная жизненная практика.

В самых разных контактах с окружающим миром формировались попытки понять тайны мироздания, а потом и получить защиту высших сил. Эта возможность для древнего японца воплотилась в художественно-метафорических структурах архаического сознания, символически отображающего явления окружающего мира – солярные, астрономические, теллургические (от лат. telluris — земля; т.е. связанные с землей), сезонные и т.д. Вслед за этим появляется стремление отразить в образной, символической форме осмысление структуры космоцентрической взаимосвязи человека и природы. Это наглядно подтверждает план неолитического поселения Торо в современной префектуре Сидзуока, выявленный археологическими раскопками. В нем символ солнца – круг, выступая в качестве выражения реального взаимодействия природы с жизнью человека, используется как система расположения древних жилищ татэана. Это были полуземлянки - полуназемные жилища, верхняя часть которых сооружалась из жердей, тростника и ветвей и засыпалась землей; от них сохранились круглые ямы глубиной от 30 до 100 см и диаметром 4-8 м. 5-6 жилищ такого типа, расположенные по кругу, образовывали двор (ко).

Форма круга – символ солнца и неба – встречается на раннем этапе жизни первобытнообщинных объединений и в качестве культового сооружения, сложенного из камней и представляющего образную картину Вселенной. Для человека, воспринимавшего природу как результат действия высших сил, была естественной сакрализация всех природных форм. Каменный алтарь, обнаруженный в Оу (префектура Акита), состоял из разложенных на земле в виде круга мелких и крупных камней, почитаемых как обиталище божества – ивакура (岩倉).

Однако вездесущность божества, его присутствие в горах и долинах, лесах и реках с течением времени потребовали более конкретно-локальной репрезентации. Дальнейшая стадия развития сакрального, в том числе религиозного, сознания обусловила формирование новой системы символов. Так появилась сакрализация самого природного пространства – засыпанная белой галькой (или белым дробленым камнем) площадь стала воплощением божества, его жизни здесь. Развитие земледелия, тайна произрастания злака дали серию новых символов, отражающих непосредственную связь деятельности человека с ритмической заданностью мироздания, с цикличностью времен года. Одним из таких символов стал амбар миякэ (宮家) где хранили урожай риса. Площадь вокруг амбара превратилось в культовое место, где в жертву божествам приносились первые ростки риса, а после сбора урожая устраивалось празднество. Со временем и сами амбарные свайные постройки (такаюки) были превращены в синтоистские храмы.

По археологическому инвентарю культура Яёй подразделяется на два ареала: западный с центром на севере о-ва Кюсю и восточный в районе современного города Осака. Остров Сикоку и запад о-ва Хонсю можно рассматривать как переходный район, где встречается как западный, так и восточный инвентарь.

Для западного ареала характерна культура бронзовых мечей и другого бронзового оружия: наконечников копий и стрел, секир. Меч был обожествлен древними японцами как “тело” или “облик” бога. Вполне вероятно, что такое представление возникло под влиянием переселенцев с материка. (Например, скифы, по словам Геродота, считали, что в меч воплощается бог Арей, они водружали меч на насыпь и ежегодно приносили ему в жертву рогатый скот и лошадей. В честь меча умерщвлялся и каждый сотый пленник).

Север Кюсю являлся также центром распространения бронзовых зеркал китайского производства, имевших узор в виде зубчиков пилы. В то время зеркала не были предметом обихода, а имели исключительно магическо-ритуальное значение. У тюрко-монгольских народов, сибирских и корейских шаманов бронзовые зеркала рассматривались как вместилище духа предка шамана, как символ небесного духа и средство отпугивания нечистой силы. Бронзовые зеркала почитались и как изображения солнечного диска. В традиции синто зеркало стало не только символом Солнца, но и его вместилищем; сияние зеркала обозначает собой сияние самой богини Солнца, заключенной в нем. Т.о., зеркало и само является ками. Китайцы, как мы уже говорили, считали зеркало талисманом, оберегающим от зла и наваждений, подстерегающих человека. Зеркало мыслилось ими как копия Вселенной, как посредник между человеком и “Всеобщим Законом Природы” (Дао), оно представлялось отражателем души. (По свидетельствам Дж. Фрэзера, представление о зеркале как о двойнике души было распространено на Андаманских островах, в Новой Гвинее и Новой Каледонии).

Наряду с мечами и зеркалами на севере о-ва Кюсю были обнаружены яшмовые подвески. Яшма, по представлениям древних китайцев, охраняла своего носителя, отвращала от него беду.

Наделение этих предметов сакральной функцией было зафиксировано в традиции синто, где меч (цуруги), яшмовое ожерелье (магатама) и зеркало (кагами) являются священными символами богини Солнца Аматэрасу – «тремя священными сокровищами» (三種の神器, сансю-но дзинги) и регалиями японских императоров.

Восточный ареал представлен культурой бронзовых колоколов (дотаку), обнаруженных в районах древнейших культовых мест и святилищ. Эти колокола, подобно бронзовым барабанам Южного Китая и Индокитая, тоже имели культовое назначение, их подвешивали на ветвях священных деревьев и, ударяя по ним, обращались к небу с молитвами. На о-ве Сикоку обнаружен бронзовый колокол, датируемый III веком н. э. Его поверхность расчленена горизонтальными и вертикальными линиями на 12 частей, в каждой из которых имеются рельефные изображения производственных процессов (охоты, рыбной ловли, полевых работ, ткачества), жилищ, типичных для современной индонезийской архитектуры и воспроизведенных в синтоистских храмах Идзумо и Исэ. На колоколе изображены также звери, птицы, насекомые и пресмыкающиеся. Все это дает довольно полное представление о занятиях и быте японцев в период Яёй.

Обнаруженные здесь зеркала из бронзы были либо привозными, либо местными, что свидетельствует о развитии производства металлических изделий, литейной техники. Зеркала имели, как и на Кюсю, ритуально-магическое значение и являлись символом царской власти.

Земледелие укрепило оседлость и социальную структуру общества - земледельческую общину. В китайских летописях японская земледельческая община обозначается иероглифом “страна” (куни). Она состояла из деревень (мура), а последние - из домовых общин (сётай кёдотай), тождественных большой семье, которая территориально представляла собой двор (ко), состоявший из 5-6 жилищ татэана.

Главой земледельческой общины являлся жрец, само наименование которого - “резатель” - свидетельствует о его функции принесения жертвоприношений (кровью жертвенных животных окропляли землю перед посадкой риса), в том числе, по-видимому, и людей - “майских девушек” во время весенней высадки рисовой рассады.

Жрец совершал молитвы о “великом очищении”. Самыми тяжкими, “небесными” грехами считалось разрушение межей, поскольку общинная земля наделялась во владение дворам, завал оросительных канав, разрушение запруд, повторный засев, втыкание вех в чужое поле (символизировало присвоение чужой земли). Сдирание шкур, живодерство, сброс нечистот в места общинного пользования также относились к тягчайшим грехам. Иными словами, это типичные запреты сельскохозяйственного коллектива, в котором были сильны общинные права на землю и оросительные сооружения, где производство риса становилось определяющим занятием населения. Следует обратить внимание и на запрет сдирания шкур, существовавший у японцев еще задолго до появления буддизма.

Прогресс в области этики семейно-брачных отношений проявился во введении ограничений на круг брачных партнеров, когда менее тяжким, т. е. “земным”, но все же грехом объявлялся “грех любодейства” с собственной матерью, дочерью и скотоложство. К “земным” грехам относилось также сечение мертвой и живой кожи. Последнее, по-видимому, было направлено против тех сторон обряда инициации, которые сопровождались телесными повреждениями. Несчастья от “гадов ползучих”, птиц и вообще “высших богов”, заболевания проказой (”белые люди”), наросты на теле, мор скота и “грех чародейства” также относились к “земным” грехам.

В начале Х в. “небесные”, и “земные” грехи были зафиксированы в молитвах-заклинаниях норито, которые вошли в свод “Энгисики”, блестяще переведенным на русский язык Н. А. Невским. В этих молитвах отражена имитативная магия слова в виде заклинаний-песен, воссоздававших весь цикл сельскохозяйственных работ, которые исполнялись при посеве сельскохозяйственных культур. Цель таких молитвословий заключалась в том, чтобы в действительности вызвать аналогичный их содержанию результат. Традиция исполнения этих песен сохранялась вплоть до начала XX в. и была зафиксирована Н. А. Невским на островах Рюкю.

Основная масса продукта производилась для непосредственного потребления самой общины, но развивался и товарообмен - это зафиксировано в китайской летописи 3 в. “Вэй чжи”, где сообщается, что люди на о-вах Цусима, Ики, на северо-западе Кюсю и юго-западе Хонсю “ездят на кораблях покупать хлеб на север и на юг”.

Со временем появившиеся излишки продуктов стали присваиваться главами семейных групп, и, прежде всего, самим главой земледельческой общины, что приводило к имущественной дифференциации. У наиболее состоятельных лиц появляются лошади, завезенные с материка.

Имущественная дифференциация отразилась и в способах погребения. Если рядового общинника просто вывозили в поле и там оставляли на съедение животным, то знатных людей хоронили в гробах, выдолбленных из бревна японского кедра (ко:я маки) длиною от 4 до 8 м (позже деревянные гробы были вытеснены каменными, а в конце периода Яёй использовались и керамические гробы). В гробы помещали погребальный инвентарь: оружие, доспехи, колчаны, бронзовые зеркала и ожерелья. Все эти предметы считались священными и в более позднем синтоизме, зачастую выступая в качестве главных святынь святилищ. Над такой могилой возводился большой земляной курган (кофун), подножие которого обносилось изгородью из камней.

Останки царя помещались в выложенную каменными плитами подземную камеру, расположенную внутри кургана. Керамический или каменный саркофаг, занимавший в ней центральное место, воспроизводил традиционную структуру дворца пли святилища, приподнятого над землей и увенчанного массивной крышей. На грудь усопшему возлагалось круглое бронзовое зеркало - знак его принадлежности к божественному роду. Всё, что сопутствовало ритуалу погребения, выражало многослойные представления об охране и защите государства от враждебных сил. Комплекс предметов, находившихся в гробнице (керамические сосуды, драгоценные короны, ювелирные изделия, оружие), свидетельствовал по усложнившейся социальной организации и духовной жизни японского общества.

Характерным атрибутом захоронений III—VI вв. являются ритуальные глиняные фигурки ханива (埴輪- буквально «глиняный круг»), которые устанавливали на погребальных курганах. Название «ханива» связано с техникой изготовления — так называемым методом вадзуми: глиняные кольца накладывались друг на друга стопкой, образуя полые фигурки, которые затем тщательно выравнивались, формовались и обжигались при температуре около 800°С. Наиболее древние ханива представляли собой полые цилиндры высотой до 60 см и шириной до 40 см, а также символические образы оружия - щитов, колчанов и шлемов, украшенных магическими узорами. Цилиндрические ханива ставились вокруг вершины и основания кургана или в средней части на его склонах в два-три ряда. На вершине кургана они расставлялись прямоугольником или кругом, внутрь которого помещали ханива в виде оружия и различных предметов. Ханива в виде людей и животных размещали рядами внутри и вне прямоугольника. Существовали и строгие правила ориентации фигурок. Так, фигуры петуха — солнечной птицы, возвещавшей восход, и боевого коня, оседланного для похода, были обращены к востоку; фасады домов — к югу; статуи воинов — к четырем сторонам света. Позднее, когда курганы стали окружать рвами, ханива ставили и за пределами рвов, на ровном месте, в непосредственной близости к кургану, и на валах, насыпавшихся вокруг кургана. Погребальные подношения в виде фигурок ханива имеют множество самых разных форм. Это животные (лошади, цыплята, птицы, собаки, рыбы), дома, оружие, опахала, зонтики, музыкальные инструменты (например, японская «цитра» кото, использовавшаяся при отправлении различных синтоистских обрядов), воины, жрецы, придворные дамы и т.п. Высота наиболее крупных из обнаруженных ханива составляет 2 м 42 см. При весьма тонких стенках сосудов (15-18 мм) вес такого изваяния равен приблизительно 250 кг. Производство ханива было массовым. Для самого крупного кургана Нинтоку их было изготовлено около 20 тыс. штук. В более скромных погребениях, достигающих в диаметре около 20 м, находят до 200 экземпляров ханива. Все эти предметы выполняли важную магическую функцию — они должны были защищать усопшего в потустороннем мире и охранять его могилу от проникновения злых духов. Историко-культурное значение фигурок ханива трудно переоценить — они дают представление об одежде, прическах, сельскохозяйственных орудиях и даже архитектуре того времени. Существует мнение, что ханива (по крайней мере, некоторые из них) служили вместилищем душ усопших. Эта теория основывается на том, что фигурки устанавливались не только на склонах, но и на вершине могильного кургана, и, кроме того, некоторые из них выполнены в виде воинов, снабженных боевыми доспехами и оружием – т.е. копировали облик погребенного.

Летопись «Кодзики» объясняет появление ханива следующим образом. Когда-то в древние времена существовал обычай хоронить всех спутников вождя живыми вслед за вождем и поэтому целая масса людей закапывалась в землю. Но один из императоров, Суйнин, как-то раз услышал вопли зарываемых в землю людей, и это его так потрясло, что несмотря на то, что этот обычай велся с древнейших времен, он нашел возможным этот обычай отменить и ввести более гуманный, предложенный одним из его министров, а именно: вместо живых людей хоронить их глиняные изображения.

Однако такая трактовка ханива вряд ли соответствовала действительности. Во-первых, в Японии не обнаружено ни одного захоронения, где вместе с телом покойного вождя были бы захоронены его слуги, что свидетельствует об отсутствии этого обычая у древних японцев. Во-вторых, несмотря на то, что образы ханива и были в значительной мере навеяны образами китайской погребальной пластики, ее развитие шло самостоятельным путем. В отличие от Китая, где подобная скульптура скрывалась в подземном захоронении, ханива располагались по всей поверхности кургана, а это значит, что они выполняли функцию охранителей покоя усопшего, а также предназначалась для того, чтобы умилостивить духов природы. Скорее всего, авторы «Кодзики» таким образом стремились подчеркнуть сходство древних традиций своей страны с китайскими.

Глава земледельческой общины (дзокутё) имел меч и копье как символ власти, что свидетельствует о его функции военачальника. Подтверждение находим и в иероглифическом написании самого термина “глава общины”: слово дзокутё состоит из двух иероглифов. Первый – «дзоку» входит вторым компонентом в состав слова “семья” (кадзоку) и представляет собой “стрелу”, расположенную под “штандартом”, причем примечательно, что знамя у монголов считалось воплощением бога войны. Второй иероглиф - “те” означает “глава”, “начальник”, “командир”. Таким образом, и из иероглифического написания главы общины следует, что он одновременно был и военачальником, возглавлявшим вооруженных общинников.

А войны между общинами были явлением постоянным. Они являлись источником приобретения рабов, которые первоначально принадлежали всей общине, но по мере усиления влияния главы общины становились его собственностью. Рабы имелись и в больших семьях, но это были домашние, патриархальные рабы-слуги (яцуко), труд которых ограничивался исключительно домашним хозяйством.

В Японии, в отличие от Китая, рабовладельческая система развития так и не получила, но в 4-6 вв., в период формирования раннефеодального общества, сложилась весьма специфическая форма закрепощения: в этот период ведущей производительной силой становятся семейно-клановые группы бэ (部) - несвободные мастеровые, призванные обслуживать старейшин и царей. Их труд широко применялся в аграрном и ремесленном производстве. Бэ состояли как из местного населения, так и из корейских и китайских переселенцев, но в основном это были пленники, которых захватывали во время военных походов на Корею. Как известно, целью этих походов было не только взятие добычи или наложение дани, но и захват ремесленников, из которых и формировались группы бэ. Положение бэ весьма походило на положение римских колонов: они навечно прикреплялись к земле (владению царя или знати) или же к определенному ремеслу, но их нельзя было ни продавать, ни убивать. Среди бэ было немало и образованных «грамотеев» (фухито), умевших читать и писать по-китайски. Позже они составили костяк чиновничества японского государства (похожая ситуация наблюдалась и в поздней Римской империи); выходцами из этого сословия были и самые влиятельные в Японии аристократические жреческие роды: Накатоми-бэ, Имибэ, или Имубэ, и Урабэ.

К 3 в. в Японии сложилось три родоплеменных объединения. На о. Хоккайдо и северо-востоке о. Хонсю обитали племена айну – белокожего и бородатого народа, происхождение которого до сих пор неясно (японцы называли его эбису). В западной части Хонсю господствовал союз племен идзумо, а на о. Кюсю обосновались переселенцы с Корейского полуострова (на юге Кюсю – племя кумасо, а на севере – тэнсон), будущие покорители всей страны, объединившиеся в родоплеменном союзе ямато. Между отдельными племенами и родами ямато непрерывно велась ожесточенная борьба за лидирующее положение. Глава самого сильного рода, возглавившего впоследствии весь племенной союз, получал титул сумэраги, или тэнно (天皇- «небесный государь») и сосредотачивал в своих руках огромную власть, являясь и вождем, и военачальником, и судьей, и верховным жрецом племени, и только его потомки выступали в роли царей – так оформилась система централизованного династийного правления. Главным божеством союз ямато считал богиню Аматэрасу оомиками (天照大神)- «Великую богиню, сияющую на небе», а вождь союза – потом государь, а впоследствии и император всей Японии – почитался ее прямым потомком. Переселение племен ямато на о. Кюсю нашло свое отражение в мифе о том, как внук Аматэрасу по имени Ниниги сошел с неба на одну из горных вершин этого острова.

Затем обитатели Кюсю решили расширить свои владения и переправились на о. Хонсю, продвигаясь все дальше на восток. Главным противником союза ямато было объединение идзумо. Их верховное божество фигурирует в официальной мифологической хронике под именем Оокунинуси (大国主 – «Владетель великой страны») – по родословной богов, изложенной в «Кодзики», пра-пра-правнук Сусаноо. Миф сообщает о том, что Оокунинуси без сопротивления согласился «уступить» свою землю потомкам Аматэрасу.

Дальнейшее распространение власти племени ямато на восток описано в разделах первых письменных памятников Японии - летописях «Кодзики» (古事記 - «Записки о деяниях древности», 712) и «Нихон сёки», или «Нихонги» (日本書紀- «Анналы Японии», 720), посвященных правлению первого «человеческого», т.е. родившегося уже не на небесах, а на земле, легендарного императора Дзимму (660-585 гг. до н.э.).

Между племенами шла непрерывная борьба, в ходе которой происходило их смешение и формирование современного облика японцев, углублялось разложение первобытнообщинного строя, возникал слой более состоятельных общинников, возглавлявших большие семейные группы, формировалась японская народность. В ходе этой борьбы было создано царство Яматай, которое, по данным китайских летописей (в японских летописях эти сведения отсутствуют), возглавила женщина по имени Химико. Период ее правления датируется со 173 по 250 гг. Иероглифическое написание имени Химико（日巫女）означает “солнечная”, или “огненная” (日- хи) шаманка (巫女- мико). В летописи утверждается, что она “занималась колдовством и обманывала народ”. Примечательно, что на островах Рюкю в древности правитель-мужчина выполнял экономические и военные функции, а его сестра - шаманские, т. е. происходило разделение административно-хозяйственных и религиозных функций, аналогично тому, как в царстве Яматай брат Химико “помогал управлять страной”.

О том, где находилось царство Яматай, историки спорят и по сей день. Одни утверждают, что оно было на о-ве Кюсю, где потомки Аматэрасу впервые снизошли на землю. Другие же считают, что центр власти тогда уже переместился на о-в Хонсю, где по столь редкой для гористой Японии равнине кочевал впоследствии царский двор, меняя свое местопребывание после смерти очередного владыки. Эта местность, называемая Ямато, находилась почти точно посредине западной части о. Хонсю и примерно соответствует нынешним границам современной префектуры Нара. Здесь же впоследствии была основана первая постоянная столица Японии с тем же названием – Нара. А северо-восточная часть Хонсю и весь о. Хоккайдо долгое время находились вне контроля Ямато, и обитавшие здесь племена айну (эбису) оказывали упорное сопротивление. Двор владетелей Ямато посылал военные экспедиции против «варваров», начальник которых именовался сэйи тай сёгун (西夷大将軍)　– «великий полководец, покоряющий западных варваров». Именно отсюда берет свое происхождение титул военных правителей Японии – сёгун («полководец», «генерал»). В период Средневековья сёгуны, узурпировав власть императора, правили Японией почти 700 лет – с 12 в. по 60-е гг. 19 в. Действуя первоначально на северо-востоке Хонсю, военные правители Японии и места для своих столиц выбирали поближе к полям сражений. Это касается и деревушки Камакура («Сарай для серпов»), выбранной первым кланом сёгунов Минамото в качестве своей первой ставки – бакуфу; и последнего сёгунского клана Токугава, обосновавшегося в 1604 г. в Эдо («Поселение у гавани»), которое впоследствии, после возвращения императору полноты власти в 1868 г., было переименовано в Токио («Восточная столица»), по контрасту со старой императорской столицей – Киото («Столичный город»).

Мифологическая традиция, содержащаяся в летописях «Кодзики» и «Нихон сёки», отразила сложный путь формирования системы синтоистских культов. В официальный мифологический комплекс вошли и божества племен Северного Кюсю, постепенно проникших с миграцией населения в центральную Японию, и боги обитавшего здесь автохтонного населения.

Попытки реконструкции японского мифа на основе тщательного изучения фольклора привели к выводу, что одним из самых древних богов, верховным и главным аграрным божеством был Сусаноо (須佐之男の命), его полное имя Такэхая Сусаноо-но микото – «Доблестный, Быстрый Ярый Бог-Муж из Суса». Формирование культа богини Аматэрасу и его вхождение в состав общеяпонского пантеона произошло гораздо позднее.

Борьба между переселенцами и местными этническими группами наиболее ярко отражена в мифе о борьбе между Сусаноо и Аматэрасу. Местные боги постепенно утрачивали свое приоритетное положение; верховным божеством становилась богиня Солнца Аматэрасу, положившая начало «божественной» императорской династии.

Синто отличается отсутствием упорядоченной (кодифицированной) системы верований, канонов и обрядности. Рождение синто произошло из объединения разнородных культов природы и поклонения родовым и племенным божествам. Конечно, за период длительного существования содержание и формы культа подвергались значительной эволюции, и развитие синто шло как формирование сложного синкретического единства, включавшего религиозные и мифологические представления не только племен мигрантов, завоевателей и аборигенов отдельных регионов японского архипелага, но и мифологические традиции материковых и территориально-островных культур иных анклавов.

Возникновение раннефеодального государства оказало значительное воздействие на процесс объединения черт различных культов, но четкой религиозной системы, исключающей неоднородность, так и не было создано, хотя происходило формирование многих общих внешних форм функционирования разнородных храмовых объектов в широком и сложном обрядовом комплексе.

«Кодзики» и «Нихон сёки» уже описывают общество, в котором соблюдение ритуалов играло очень важную роль, и хотя внешне синто выглядит как примитивный и бессистемный пантеизм, это не означает отсутствия в нем стройной системы мировоззрения и даже некоторого изящества.

Религиозные представления японцев опирались на расплывчатую и не сформулированную четко концепцию вселенной, состоящую из мириад чувствующих частиц. Поклонение природе, движущей силой которого был скорее восторг, чем страх, следует рассматривать как начало фетишистского анимизма.

Многое из того, что выглядит в современной жизни японцев так изысканно и утонченно, можно обнаружить и у их далеких предков, которые боготворили не только могущественные и внушающие благоговение и страх вещи и явления, - такие, как солнце, луна или буря, и не только жизненно необходимые, например, колодец или кухонный горшок, но также просто красивые и приятные: скалы и ручьи, деревья, цветы.

И поклонение подобным объектам является составной частью утонченной чувствительности к красоте природы – одной из наиболее привлекательных черт современных японцев. Это одно из достоинств, уходящее своими корнями в глубокое прошлое.

В мифологии синто есть много примитивного и даже грубого, но при этом характерно, что в стране, столь часто содрогающейся от землетрясений и опустошаемой тайфунами и цунами, не получил распространение миф об ужасном боге землетрясений, а бог бурь проявляет себя в основном как милостивый бог.

Не исключено, что тем, кто заселял японские острова – и, прежде всего, пришельцам из бесплодных областей Северной Кореи и Северного Китая, а также из холодных равнин Сибири, - мягкий климат Японии, изобилие деревьев и цветов, ее плодородная почва и богатство рек были настолько желанны, что произвели неизгладимое впечатление, заложившее в национальном сознании чувство глубочайшей благодарности природе.

Поэтому религия Древней Японии была скорее религией любви и благодарности природе, чем страха перед ней. Поэтому и целью ее обрядов было не в меньшей степени воздаяние хвалы и благодарения, чем умиротворение и смягчение божества.

Дата добавления: 2014-01-04