КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
В селе Гахов
Больше недели мы двигались от села к селу, проходя не более десяти — пятнадцати километров в день, до тех пор, пока я не набрал хоть немножко сил. К этому времени мы были уже севернее Харькова на границе Курской области и снова взяли направление к фронту в район Северной Обояни, обходя Белгород. Немало было пережито опасных моментов. Коротко можно сказать, что не быть бы нам в живых в ту суровую зиму, если бы мы не получали помощи от наших советских людей на оккупированной фашистами территории. Незабываема, например, остановка в селе Гахове Медвенского района Курской области. Навсегда остались в памяти и его замечательные люди. Пришли мы в это село в середине января, подошли к деревне вечером, рассчитывая остановиться здесь на ночлег. Село было далеко от основных магистральных дорог, и гитлеровцы в нем бывали довольно редко, но староста уже был назначен гитлеровским комендантом, который находился в районном центре Медвенка. Мы выбрали невзрачную избушку, стоявшую на окраине села возле поросшего густым кустарником оврага, за которым начинался лес. Избушка привлекла нас потому, что в случае любой неожиданности можно было прямо из нее кубарем скатиться в овраг и уйти в лес. К избе примыкал небольшой скотный двор и еще какие-то мелкие постройки. На наш стук в дверь никто не ответил. Дверь была не заперта, и мы вошли. Дома никого не оказалось, но было натоплено, пахло хлебом и еще чем-то вкусным. Чистота деревянных полов и скамеек, а также общий уют и порядок говорили о том, что в доме живут. - Как будто бы специально для нас приготовлено. Что делать-то будем? — спросил Валентин. - Думаю, можно располагаться и ждать прихода хозяев,— ответил я, раздеваясь. Мы уложили свое барахлишко на одну из скамеек и чинно уселись. Хозяев долго не было. Наконец дверь открылась, и в избу вошла пожилая женщина. Увидев нас, она, не закрывая дверь, обернулась назад и крикнула: - Матвей, а у нас гости, иди скорей домой. Поздоровавшись с нами, сказала: - А мы всей семьей коня лечили и перевязку ему делали. Он к нам с фронта раненый пришел. Уж очень умная животина, все понимает, только сказать не может. Наши кавалеристы, когда отступали, оставили нам его на лечение, а мы им своего отдали взамен. Пришел хозяин с мальчуганом лет десяти и, поздоровавшись, представился: - Матвей Григорьевич Зубарев, а это моя жена и наш сын Миша. С кем имею честь познакомиться? Валентин представил нас, назвав имена и коротко объяснив, кто мы такие, откуда и куда топаем. Узнав, что мы держим путь к фронту, Матвей Григорьевич сказал: — Никуда вам не следует идти. В такой мороз хороший хозяин и собаку из дому не выпустит, а вы — к фронту. Замерзнете где-нибудь, и дело с концом. Оставайтесь лучше здесь до прихода наших войск. - Но наши ведь отступают, а нам нужно догнать фронт, перейти его и снова воевать, а не сидеть и ждать, когда фрицы драпать начнут, — сказал Валя. - Во-первых, наши не отступают, а наступают, а во- вторых, через пару дней будут здесь. Это я вам точно говорю. - А откуда у вас такие сведения? — спросил Валентин. - А оттуда, что я днем и ночью прислушиваюсь и слышу, как вдалеке артиллерия бухает. Раньше эти звуки удалялись, а теперь, наоборот, с каждым днем приближаются,— ответил хозяин. - А мы вот идем к фронту и никаких буханий пока не слышали. По имеющимся у нас сведениям положение на фронте все еще очень тяжелое. Фашисты подошли к Москве, и Ленинград в кольце блокады. Захвачены Киев, Харьков, Ростов... — Наслушались фашистской брехни, и веру в силу Красной Армии потеряли. Нет для вас места в моем доме, катитесь на все четыре стороны, не нужны нам такие постояльцы,— сурово отрезал Матвей Григорьевич. Мы оба заулыбались, почувствовав, с каким нетерпением строгий хозяин ждет возвращения своих. Стало досадно оттого, что обидели его. Наперебой мы стали доказывать, что не меньше, чем он, желаем победы, поэтому и идем к фронту, чтобы своими руками гнать гадов с родной земли. Однако он обиделся не на шутку и не хотел с нами разговаривать. - Мы военнообязанные и должны выполнять указания нашего командования, — попытался объяснить я. —Какие такие указания вы имеете? — спросил хозяин. Я достал из кармана листовку-обращение к нашим воинам, попавшим в окружение. В ней говорилось, что нужно переходить фронт группами и в одиночку, и давались советы, как это лучше сделать, указывались места, наиболее удобные для перехода линии фронта. В листовке упоминался район Обояни, между станциями Солнцево и Ржава, куда мы и держали путь. Матвей Григорьевич взял листовку и стал ее внимательно перечитывать, а когда закончил, сердито сказал: - Ну да ладно, раздевайтесь и оставайтесь хоть на два-три дня. Посмотрим, кто из нас прав будет. - Мы согласны, — повеселев, ответил Валентин. Провести три дня в таком надежном и уютном доме перед переходом фронта для нас было просто находкой. На улице свистел ветер и мела метель, а в избушке было тепло и уютно. Разговор шел задушевный, и хозяин наш снова был заботлив, и по-отечески ласков: — Мать постелит вам добрую постель на полу и хорошо вас укроет, так что раздевайтесь донага, а одежду вашу положим в печь, пусть прожарится. Утром, одевшись, мы почувствовали себя королями. Чтобы не бездельничать и оправдать харчи, мы весь день пилили, кололи дрова и укладывали их в поленницы. Хозяин ругался и говорил, что он не эксплуататор. Он требовал, чтобы мы отдыхали и набирались сил для дальнейшего похода. Вечером после ужина мы вместе с Матвеем Григорьевичем пошли в дом его друга Ивана Сергеевича Косинова. Хозяин уже успел нам рассказать, что Иван Сергеевич старый военный моряк, служил матросом на одном из кораблей эскадры адмирала Макарова, принимал участие в Цусимском морском сражении и случайно остался жив. Что он много и интересно рассказывает о всяких военных событиях, а поэтому в его доме любят собираться односельчане. В доме Косинова действительно собралось много народа. Накурено было — хоть топор вешай. Мужики наперебой о чем-то спорили. Когда мы вошли, разговор затих, и все взоры обратились к нам. - Это боевые хлопцы. Они прошли большой путь по немецким тылам и могут кое-что рассказать,— представил нас Матвей Григорьевич. В этот вечер было много очень откровенных разговоров. После наших с Валентином рассказов о зверствах фашистов на нас посыпался нескончаемый поток вопросов. Какая разница между нашими самолетами и танками и гитлеровскими? Почему фашисты допускают зверства, о которых мы рассказывали? Когда наши войска пойдут в наступление? Вера в силу и разум нашей партии и Советской власти, вера в могущество Красной Армии и стойкость советского народа сделали нас с Валентином красноречивыми. После беседы мужики наперебой приглашали нас к себе в гости, давали советы, как лучше добраться до фронта, предлагали остаться у них до прихода Красной Армии. Однако Матвей Григорьевич не хотел нас отпускать, и мы возвратились в его дом. На следующий день пришел друг Зубарева Сергей Петрович Севидов и, сказав, что его хозяйка специально для нас приготовила вкусный обед, увел нас к себе. Вечером в доме Ивана Сергеевича Косинова мы продолжили беседы с мужиками. Много было переговорено за три дня, которые мы находились в этом селе. Не нашлось предателя, который бы донес на нас гитлеровцам. Отдохнув, мы двинулись дальше к фронту. Матвей Григорьевич снарядил меня теплым полупальто на стеганой ватной подкладке с большим барашковым воротником. Сергей Петрович Севидов отремонтировал наши лапти и дал обоим толстые домотканые шерстяные онучи. Снабдил нас и продовольствием. Через несколько дней мы уже были в прифронтовой зоне. ...Мы долго лежали за сугробом шоссейной дороги, идущей от Харькова на Курск. По дороге непрерывно двигались машины с войсками и боевой техникой гитлеровцев. Взад и вперед, обгоняя войска, все время патрулировали легкие танки. Удачно выбрав момент, мы перескочили на другую сторону магистрали и двинулись дальше. В двадцатых числах января мы были уже на расстоянии менее двадцати километров от железной дороги, за которой, по нашим предположениям, находились передовые части Красной Армии. В одном из хуторов, названия которого не помню, мы решили остановиться на отдых до наступления темноты. В двух километрах от хутора виднелось большое село. В хуторе незаметно было движения, и мы решили, что фашистов в нем нет. Смело вошли в один из домов, который состоял из двух половин с общим входом. Нас встретила бледная женщина с испуганным лицом. — Нельзя ли у вас обогреться и чего-нибудь поесть? — спросил Валентин. —Обогреться можно, только немецкий патруль все время по домам рыскает, таких, как вы, пришлых, ищет. Всех арестованных закрывают в колхозном амбаре, а к вечеру уводят в овраг и расстреливают. Уже несколько групп расстреляли. Всех считают разведчиками Красной Армии или партизанами. Вначале еще увозили в село на допрос, а теперь без допроса расстреливают, — рассказывала женщина. — Покормить-то вас нечем, сама сижу голодная. В печи есть чугунок с кулешом, но в нем только пшено да вода, даже посолить нечем, не говоря уже о масле. Будете есть — заходите, — продолжала хозяйка. — С удовольствием, — ответил Валя. Только мы принялись за кулеш, обжигаясь и дуя на деревянные ложки, как снаружи послышался скрип шагов по мерзлому снегу. Хозяйка бросилась к окну и испуганно крикнула: — Немцы идут! Побросав ложки, мы выскочили из-за стола, вопросительно глядя друг на друга. - Скажите, что мы ваши знакомые из какого-нибудь соседнего хутора, — сказал Валя, усаживаясь на скамью. Он достал кисет с самосадом и, сдерживая дрожь пальцев, начал скручивать самокрутку. Я последовал его примеру — снял пиджак, забросил его в угол к печке и улегся поверх одеяла на кровать, свесив обутые в лапти ноги. Мы не успели даже словом переброситься, как на пороге появился гитлеровец. При виде его мелькнула мысль о пистолете, и кровь ударила в виски. Пистолет остался в кармане пиджака, и воспользоваться им теперь было не так- то просто. За первым немцем вошли еще двое. У всех поверх пилоток были повязаны женские платки, а на сапоги надеты головки от валенок. У каждого на плече висело по карабину стволом вниз, так было удобней ходить по хатам, чтобы не цеплять стволом за дверные проемы. Первый фриц, он же, видимо, старший патруля, прямо направился ко мне. - Рюский зольдат? — спросил он, тыкая мне пальцем в грудь. - Никс, — ответил я и начал объяснять, что наше село, откуда мы родом, находится по ту сторону фронта и мы пришли сюда, когда там шли бои. Теперь не можем туда вернуться, так как село занято Красной Армией, и ждем, пока немецкие войска его займут. Плетя эту околесицу, я прикидывал, как выбраться из сложившейся ситуации. Гитлеровец, видимо, кое-что понял и спросил: - Токумент от немецкой комендант есть? Я сделал вид, что не понимаю, чтобы выиграть время. Посмотрел на Валю, но он сидел с опущенной головой и не смотрел на меня. - Токумент, бумажька от дойч комендант есть? — раздраженно допытывался фашист. Я снова начал ему что-то длинно заливать. Слушая меня и не все понимая, немец повернулся к двум другим солдатам, рассматривающим фотографии, висевшие на стене в рамочках, и что-то им сказал. Те, пригласив с собой хозяйку, вышли, захлопнув дверь. Я догадался, что он велел им осмотреть правую половину дома, имевшую отдельный вход из общих сеней. - Токумент, папир, бумажка никс — партизан! Капут!— зло продолжал фашист, проведя ладонью по своему горлу. Стоял он передо мной вплотную, и трудно сказать, что сработало быстрее — мысль или реакция на его угрозу. Я схватил висевший у него на плече карабин и одновременно резко ударил его правой ногой в живот. Гитлеровец отлетел к стенке и повалился, а карабин остался у меня в руках. Подскочив к нему, я несколько раз стукнул его прикладом по голове, отбросил карабин в сторону, схватил свою одежду, шапку и выскочил из дома. Чтобы не оставлять следов на снегу, побежал по тропинке к плетню соседнего огорода. Оглянувшись, увидел, что Валентин, как я и предполагал, бежит в нескольких шагах сзади меня. Перевалившись через плетень, сидя на снегу, еле переводя дыхание, мы посмотрели друг на друга и почему-то улыбнулись. Из-за плетня можно было наблюдать за избой, где остались фрицы. Наскоро одеваясь, мы поглядывали за выходом из дома. — Молодец, Лешка! Как ты вовремя сообразил надвернуть этого. А я было совсем приуныл, не зная, как справимся с тремя, — возбужденным шепотом говорил Валя. — Подожди, еще не все кончилось, из хутора до темноты нам выходить нельзя, кругом все просматривается, особенно на фоне снега. Они наверняка будут нас искать. Минут пятнадцать фашисты не появлялись, и мы за это время кое-как замаскировались за сугробами. — Наверное, своего старшого в чувство приводят, если он концы не отдал, — сказал Валя. — Не пойму, зачем я сгоряча карабин бросил, он бы нам сейчас пригодился. Я с пистолетом, а ты с карабином. Два ствола у них, два ствола у нас. Силы были бы равными и можно бы побороться, если они нас обнаружат,— сокрушался я. Наконец, из дома выскочила хозяйка и скрылась в сарае, два гитлеровца с карабинами наизготовку побежали в противоположном от нас направлении. Они, видимо, не предполагали, что мы всего в сотне метров от дома. В это время мы услыхали крик на немецком языке. Прячась за изгороди, мы оказались в прогоне между двумя дворами и внезапно столкнулись с каким-то мужиком. Ничего не сказав, он замахал рукой, предупреждая об опасности. Мы спрятались за первый попавшийся забор и стали наблюдать за мужиком. По прогону он вышел на улицу хутора, осмотрелся и вернулся к нам. - Это не вас немцы ищут? Во всем хуторе переполох устроили. Чего-то кричат по-своему, а кроме слов «партизан, партизан», никто ничего не понимает. Всех жителей из домов повыгоняли, лопочут и знаками показывают, что бы искали партизан. Вот я и делаю вид, что ищу. - Это нас ловят, батя! Помогите нам, если можете,— попросил Валя. - Вы побудьте здесь, а я пойду — понаблюдаю за улицей. В случае чего буду махать рукой в ту сторону, куда вам надо уходить, — предложил мужчина. - Продаст или нет? — спросил Валентин, когда он ушел. - Вроде бы не должен, но ушки следует держать на макушке, — ответил я. Минут двадцать мы наблюдали за незнакомцем, а он стоял возле угла своего дома, не подавая нам никаких сигналов. Но вот замахал рукой, и мы стали пробираться в указанном им направлении, вскоре потеряв его из виду. - Если в хуторе найдется предатель, то нам будет туго,— сказал я Валентину. До наступления темноты оставалось не менее получаса, когда мы услышали голоса. Припав к заснеженной земле, притаились. Голоса приближались. Совсем близко проскрипели по снегу шаги и постепенно удалились. Я выглянул и увидел тех же двух гитлеровцев, они шли к оставленному нами дому. Мороз крепчал, перевалило, видимо, уже за тридцать градусов, и мы почувствовали, что замерзаем. А было еще довольно светло, и уходить из укрытия было опасно. Вдруг мы увидели, что от ближайшего дома прямо по снежной целине идет женщина в валенках и телогрейке. Она подошла к нам: - Немцы вас на хуторе искали, а сейчас пошли в село и могут еще пригнать солдат для облавы. Вам нужно быстрей уходить отсюда. - А это точно, что фрицы ушли? — спросил Валя. - Конечно, а то разве бы я пошла к вам? Вон посмотрите на дорогу, сами убедитесь. Мы выглянули из-за плетня и увидели, как по дороге уходят к селу два фрица. - Третий-то не очухался, видно, крепко мы ему поддали,— сказал Валя. - А разве вы им поддавали?—удивилась женщина. - Да, было малость, — ответил я. - То-то они всполошились и всех хуторян перепугали. Хозяйка хаты, в которой вы были, побежала куда-то прятаться. Мы предупредим ее, чтобы уходила из хутора, иначе расстреляют. - А в вашем хуторе есть предатели?—спросил Валентин. - Да пока не замечали. Мы расспросили женщину о соседних деревнях и хуторах, распрощались и отправились в свой решающий поход. Небо затянуло облаками. Звезд не было видно. Дул слабый ветер, мела легкая поземка. Направление решили держать по ветру — он дул в правую щеку — это и служило нам своеобразным компасом. Шли долго, с трудом пробиваясь вперед. Вдали за горизонтом, то справа, то слева, зажигались слабые зарницы от осветительных ракет. - Это наверняка фашисты пуляют. Они любят ночью фейерверк устраивать, чтобы не так страшно было, — сказал Валя. Впереди был только снег, сливающийся с небом, и мы без опаски двигались вперед. - Хорошо бы вот так идти до самого рассвета, а утром зайти в какое-нибудь село и там увидеть наших. Вот было бы здорово! — размышлял Валя. Мы вышли на возвышенность и прямо перед собою увидели вытянувшееся вдоль балки большое село. В окнах многих домов горел свет. Остановившись, стали всматриваться и прислушиваться. - А что, если там наши? Ведь мы порядком с тобой отмахали, — сказал я. Вдруг в воздух взвилась белая ракета и вслед за ней другая. Ракеты не успели еще вспыхнуть, а мы уже лежали на снегу. Все вокруг осветилось, как днем. Рядом по снегу зашлепали пули, и тишину разрезали пулеметные очереди. Обстреливали явно нас, но кто? Свои или фрицы? Пули ложились совсем рядом. Зарываясь в снег, мы начали отползать назад. Справа ударил второй пулемет. Ракеты летели одна за другой, над нами все время было светло. - Мне в правый лапоть пуля попала, — спокойно констатировал Валентин. - Нога-то цела? — спросил я. - Вроде бы цела, но я ее не чувствую, она у меня еще на ходу замерзла. Пули дважды прошили мой и без того драный ватный пиджак, но тело не задели. Как кроты, мы отползали назад, зарываясь в снег. На какую-то секунду стрельба прекратилась, мы вскочили на ноги и побежали. И в этот момент услышали команду, произнесенную на немецком языке. Опять в воздух взвились ракеты и зашлепали пули. Мы снова упали в снег и поползли. Теперь было ясно, что мы напоролись на гитлеровцев. Ползти пришлось долго, пока наконец выбрались из зоны обстрела. Снег набился повсюду — даже под нижнее белье. - Как нога? — спросил я Валю. Он не ответил, уселся прямо на снег и начал ощупывать ногу. Пуля попала в носок лаптя. Пальцы оказались целы. Я тоже обнаружил, что одна пуля пробила левый рукав выше локтя, а другая полу пиджака, и вата в этих местах вылезла наружу. - Рассиживаться нельзя, нужно улепетывать, пока фрицы погоню не организовали. Чего доброго, собак на нас пустят, — сказал Валя. - Собак-то можно перебить из пистолета, а вот если автоматчиков на лыжах пустят, будет значительно сложней,— ответил я. Вконец обессиленные, мы снова топали, удаляясь от фронта. Чтобы совсем не замерзнуть, решили до рассвета зайти в первое попавшееся село. Не встретив на улице ни души, постучали в один из домов, хотя знали, что в селе гитлеровцы. В дверях появился заспанный старик. Он подтвердил, что в селе полно фашистов, в том числе и у него в доме. Нам ничего не оставалось, как повторить вариант с погребом, как это было при нашей неудаче с переходом фронта под Изюмом. Дед рассказал, что через дом от него есть погреб без замка, и находится он на задворках. Делать было нечего, и мы пошли разыскивать этот погреб, пока не рассвело. От дома к погребу вела тропа, запорошенная свежим снегом. Без препятствий мы спустились в него и закрыли крышку. Спичек не было, и в темноте мы натыкались на бочки, ведра и что-то еще. Матвей Григорьевич подарил нам самодельное кресало. Замерзшие руки не слушались, с трудом нам удалось подпалить фитиль, а от него куски ваты из моего пиджака. Дыму было много, а огонь гак и не зажегся. Устроились на картошке, укрытой каким-то ветхим барахлом. Состояние было ужасным, ноги вместе с лаптями настолько обмерзли, что мы их не чувствовали. Снимая лапти, обнаружили, что онучи примерзли к пальцам, особенно у Валентина на правой ноге, где разбитый носок лаптя совсем обтрепался. У меня были обморожены кончики всех пальцев, а у Валентина большой палец правой ноги превратился в ледышку. Я старался терпеть, лишь стучал зубами от холода, а Валя стонал от боли. - Не просидеть нам здесь до вечера. Если уснем, то можем окоченеть и не проснуться, — сказал я. - А что делать? — сквозь зубы простонал Валентин. - Нужно собраться с силами и уходить, пока все фрицы не проснулись. Может быть, найдем где-нибудь место потеплей. - Давай попробуем, но не знаю, смогу ли я идти,— ответил Валя. Я поднялся по лестнице, приоткрыл крышку погреба и осмотрелся. Рассвет только начинался. Присмотрев более-менее скрытый путь, я снова спустился в погреб и сказал Вале: - Риск, конечно, большой, но нужно попытаться уйти, и чем быстрее, тем лучше. Я пойду вперед, а ты за мной. Мы уже приготовились вылезать, как услышали наверху женский голос: - Вот посмотри! Следы свежие. Кто-то недавно лазил в наш погреб. - Кто же, кроме немцев, мог в это время шарить по погребам. Думали, наверное, что у нас там в бочках разносолы разные, — ответил мужской голос. - А вдруг там и сейчас кто-нибудь есть, я побоялась лезть в него, поэтому и тебя позвала, — волнуясь, говорила женщина. - Как бы шум не подняли и не привлекли внимание немцев, — сказал я Вале и начал подниматься по лестнице. Приоткрыв крышку погреба, я увидел растерявшихся пожилых мужчину и женщину. - Не шумите, я вам сейчас объясню, — сказал я и коротко поведал им, почему мы оказались в погребе. - Хорошо, что ты вылез, а то старуха моя могла шума с перепугу наделать, — миролюбиво сказал мужчина. - В погребе ведь холодно, и долго в нем не просидишь, а что же вы дальше-то будете делать? — спросила женщина. - А что делают немцы, которые разместились у вас? — Ответил я вопросом на вопрос. - Проснулись и некоторые уже одеваются, вот-вот начнут выходить до ветру, — пояснил мужчина. - А в вашем селе тиф есть? — спросил я. - А где его сейчас нет? И у нас несколько семей вповалку лежат. Я подробно расспросил, как задворками незаметно пройти к хате с больными тифом. Мужчина отсчитал дома и сказал: - Через четыре дома, не считая нашего, пятый будет тифозный. Он объяснил, как к нему лучше подойти со стороны огородов. Я попросил мужчину посмотреть, что делают немцы у них в доме, и, если опасности нет, сделать нам знак рукой, если же не все ладно, то покачать головой. Мы приготовились выходить. Мужчина с женщиной скрылись в доме, а через минуту мужчина вышел с ведром в руках и махнул нам рукой в сторону хаты с больными. Мы вылезли и пошли по указанному пути. Добрались благополучно, никого не встретив. На двери хаты белой краской было намалевано «тиф», она оказалась незапертой, и мы беспрепятственно вошли в дом. В нос ударил кислый запах пота и карболки. Из кухни вышла старенькая, сутулая и седая женщина ниже среднего роста и, увидев нас, как-то безразлично и спокойно сказала: - Как же вы зашли к нам и по какому делу? Немцы ведь строго-настрого запретили даже родичам и соседям заходить к нам, чтобы не разносили заразу. Мы рассказали, что привело нас в этот дом, и попросили разрешить нам остаться хотя бы до вечера. - Где же я вас уложу? Вы, я вижу, промерзшие и измученные, вам поспать нужно... Да и тифом бы вас не заразить, — засуетилась хозяйка. - У нас за стеной есть маленькая темная горенка, где разное барахло хранится. Там, правда, не так тепло, как в доме, но и не холодно — часть печки туда выходит. Если хотите, располагайтесь там, или принесите со двора лестницу и залезайте на чердак, там холодно, но можно прижаться к печной трубе, — предложила женщина.
- Это шикарно! Лучшего нам ничего не надо, а если еще и поесть что-нибудь найдется, то и совсем отменно будет,— ответил Валя. Вход в горницу был отдельный, из сеней. В ней оказалось сравнительно тепло. Пока хозяйка готовила для нас место в горенке, мы с Валей снова зашли в дом, разулись и стали рассматривать свои обмороженные ноги. У Валентина все пальцы на обеих ногах опухли. Большой палец кровоточил, кожа на нем была содрана. У меня также концы пальцев опухли, но меньше, чем у Вали. В тепле пальцы стали еще сильней болеть. - Все готово. Можете укладываться, а чем вас покормить, я покумекаю, — сказала хозяйка, вернувшись из горенки. - А кто же у вас больной, что-то никого не видно? — спросил я. - Вон там, за занавеской, в маленькой комнатке трое малых ребят — два внука и внучка уже больше недели в жару маются, а дед мой на печке, тоже больной. Вряд ли выживет, стар он уже. Вот я одна и ухаживаю за ними. Я еще в двадцатом году тифом переболела, а теперь бог миловал. Дочь наша в этом же селе у родичей находится, чтобы не заразиться, а муж ее на фронте. Она украдкой от немцев приходит сюда, душа-то у нее за детей разрывается. Не раздеваясь, мы улеглись на тряпье, постеленное на полу, и быстро заснули. Помню, хозяйка будила нас, мы ели отварную картошку с хлебом, но без соли, а постом снова спали. Наконец я проснулся. Кругом было темно. Рядом тихо стонал Валя. - Как быть дальше? Мы же калеки теперь, а медсанбата или госпиталя для нас с тобой здесь нет. Насколько я разбираюсь в медицине, большой пальчик мне прихватило всерьез и надолго, — сказал Валентин. - Добраться бы до Гахова к Матвею Григорьевичу. Это самое надежное место для нас в таком положении. При хорошей ходьбе суток за четверо можно туда дойти, но с нашими ногами потребуется больше, — сказал я. — Решено! Будем двигать в Гахов, хотя и там обстановка могла измениться. Война ведь не стоит на месте,— сказал Валя.
Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 514; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |