Os iusti meditabitur sapientiam et lingua eius loquetur iudicium. Псалом Давида 36:30

- Так уж исторически сложилось, что в не очень хорошее время беспечные людишки идут в церковь, - сказал Учитель, капюшон которого при неярком свете красного заката скрывал лицо, - Они готовы отдать любые деньги церкви. Любые деньги, лишь бы прикоснуться к той необъяснимой материи, что царит внутри этих обдираловок с крестами на верхушках, и очистить свою душу от греха, который, как все мы знаем, им даже нравится. Люди грешат с радостью, не задумываясь, ведь знают что те монеты, которые они отдали церкви, спасут их после смерти. И это я уже не говорю об индульгенциях, мой друг. Знал я одного богатого оружейного торговца, так тот, когда был пьяным, зарубил своего помощника, который работал у него кузнецом. И страже на руку золота положил, и индульгенцию в церкви приобрел, опущение грехов от самого Папы Римского. Теперь, умерев, он попадет в рай… а сколько на земле простых воров и разбойников, которые грешат ради того, чтобы выжить, а опущение грехов в церкви купить не могут? Их полно, мой друг. Полно, как личинок в навозной яме. Когда богачи убивают лишь ради собственной прихоти, простые люди убивают, чтобы выжить. Первые попадают в рай, ведь они заплатили за это, а вторые оказываются обреченными на вечные муки… именно поэтому, мой друг, именно поэтому мы с тобой сейчас стоим здесь. Именно поэтому мы ограбим эту церковь. Ценного имущества в ней не много, но это не главное. Главное – ограбить, посягнуть на спокойствие… но ходят слухи, что на чердаке под досками скрыто сокровище, которое давным-давно припрятали разбойники, скрывавшиеся в церкви от правосудия. Правда это или ложь, но мне на остаток жизни хватит… а потом – в ад. А ты, мой друг, должен будешь, если нас, конечно, не схватят, построить свою жизнь так, как сам того захочешь. Можешь купить себе индульгенцию, можешь грешить до конца жизни, а можешь уже сейчас встать на праведный путь. Только помни, жизнь может оборваться в любое время, и возможность опустить грехи будет тобой упущена. Поступай так, как сам того желаешь, а пока, раз уж ты здесь, пожалуй, начнем. Не щади никого. Если кто поднимет на тебя руку, смело бей. Ограбление церкви – это уже страшный грех. Думаю, Бог даже не заметит, если ты во время такого грехопадения зарежешь парочку беспечных людишек.

Несмотря на такие очевидные глупости в этих словах, я кивнул. С восхищением гладя на своего Учителя, черным пятном порочащего заходящее за лес солнце, я пустил лошадь вниз по склону холма, на котором осталось высокое умершее дерево с длинными черными, такими же, как наша одежда, ветвями, изогнутыми, словно рога чертей. Тогда я был глуп, как и Учитель. Уже сейчас я понимаю, что ничего разумного в его словах не было, но тогда они казались мне верхом человеческих размышлений, апогеем отрешенности от серой массы людей, бездумно существующих по порядкам, которые продиктовали им их пастыри…

Учитель держался позади меня. Мы все спланировали, и, если бы нам пришлось защищаться, основное действие было бы на мне. Учитель уже давно состарился, и не был таким же крепким, как я. Зато его решимость, выражаемая в твердых намерениях, всегда меня удивляла. Учитель искренне относился к Богу, всей душой был вместе с ним, но церковь, деятельность священников и сам Папа Римский, строящий себе жизнь на грехах людей, вызывали у него отвращение. Таким он стал после долгого путешествия на Восток и таким он нашел меня, маленького несмышленыша, сына богатого отца, готового, как и я раньше, отдать все свои деньги церкви. Учитель показал мне, как на самом деле все обстоит, сорвал пелену, прикрывающую церковь, открыл мне глаза на алчность служителей Бога и поделился со мной своей идеологией. Я стал таким же, как он, готовым сгореть на костре, погибнуть в темнице Инквизиции и попасть в ад, лишь бы нарушить обыкновенный строй церковной жизни. Я не был против Бога. Я верил в то, что он существует, но так же верил в то, что он не желал, чтобы к нему относились так, как сейчас относятся священники и другие церковные служители… Я не выступал против Бога. Я выступал против церкви.

- Спасибо, - неожиданно для самого себя сказал я, - Спасибо вам за все. Я знаю, что это может закончиться тем, что нас отправят на костер, поэтому благодарю вас уже сейчас. Вы изменили мою жизнь, вытянули меня из пучины невежества, и даже разговаривать складно я научился только благодаря вам. Вы, я думаю, потратили массу усилий, собирая глину, из которой я сделан, в нормального человека. Благодаря вам я теперь не раб. Благодаря вам я понял, как нужно жить. Я понял, что нужно делать.

- Не стоит благодарить, - ответил Учитель, - Помнишь, почему?

- Deus vult, - сокровенно произнес я, - Этого хочет Бог.

***

Церковь стояла в центре процветающей многолюдной деревни, но время близилось к ночи, поэтому большого количества людей, как я ожидал, мы не встретили. Моя лошадь лениво плелась к церкви по сырой после недавнего дождя земле, а я чувствовал себя немного неловко, ловя испуганные взгляды деревенских жителей. Наверняка, кто-то из них уже догадался, почему мы с Учителем здесь и почему направляемся именно к церкви.

Но мы не выглядели, как разбойники. Наша одежда скорее была похожа на охотничью одежду каких-нибудь феодалов, владеющих небольшой землей. Снаряжение наше было изготовлено на заказ, я отдал большие деньги за то, чтобы нам сшили прочную одежду из кожи и выковали острые мечи, которыми мы планировали защищаться в случае нападения на нас стражи или кого-нибудь из жителей деревни.

«Скорее, - говорил учитель перед тем, как мы выдвинулись, - противостоять нам будут обыкновенные мужики, ведь стражи в деревне никакой нет. Есть три вооруженных человека в церкви, а в остальном священник надеется лишь на Бога, который, я уверен, будет на нашей стороне».

Учитель долго и тщательно составлял план ограбления церкви. Для него это было важно. Для него это было первостепенной задачей, пиком всех мыслей и действий, переживаний и мечтаний, моей учебы и собственного развития, закаленности.

- Никакой пощады, - сказал он в очередной раз, - Помни, мой друг, что священники обдирают народ. Они вполне заслуживают смерти.

Когда учитель говорил, силу моего восхищения его словами можно было сравнить разве что только с его верой в настоящего Бога, а не такого, каким нам его преподносят. Я готов был запомнить любую мысль Учителя, каждое его слово и беспрекословно выполнять любое учительское поручение, лишь бы только не разочаровать и его. И меня ни разу не посещала мысль, что он может быть неправ и что моя жизнь была бы лучше, если бы в ней не было его. Я лишь восхищенно говорил сам себе: «Уста проповедника изрекают премудрость, и язык его произносит правду». Если бы я ставил под сомнение существование Бога, то считал бы им своего Учителя…

Перед церковью мы остановились. Деревню окутывал легкий туман, выделяемый сырой землей и небольшой речкой, протекающей рядом; жители гнали гусей обратно во дворы, а из церкви выходили последние ее посетители. Никакой службы не велось, но входить внутрь жители могли почти в любое время. Священник любил своих прихожан, но это не мешало ему быть таким же, как все остальные священники, и для нас он от них ничем не отличался.

- Мы, мой друг, реформаторы, - когда я подошел к воротам серого каменного здания, сказал Учитель, - Мы с тобой опережаем свое время. Сейчас подобных нам людей нет, но скоро они, я уверен, появятся. Когда благоразумие превысит глупые предрассудки, народ освободится. Он освободиться точно так же, как мы с тобой… Я точно знаю, что в будущем церковь не одумается, и все будет только хуже. Появятся люди, которые будут открыто выражать свое отношение, но это еще не так страшно или хорошо в зависимости от точки лицезрения проблемы. Люди в будущем перестанут верить в Бога из-за церкви. Понимаешь, мой друг, что это настоящая катастрофа? Понимаешь, что Бог отойдет на второй план? Понимаешь, что люди, которые до сих пор будут сохранять веру в него, отупеют настолько, что их можно будет сравнивать с бездумными животными?

- Понимаю, - вздохнул я, - Вера в Бога искажается из-за церкви. Бог станет таким, каким желают видеть его священнослужители. Но и сейчас он уже такой. Я не прав, Учитель?

- Абсолютно прав. Уже сейчас народ идет в церковь точно так же, как и стадо следует в загон. И многие не знают, почему они делают это. Просто так надо… Может, они не знают, что такое Бог, и совсем не верят в него. Но знаешь, что самое страшное?

- Посвятите меня.

- Как-то раз Дьявол сказал Иисусу Христу, чтобы тот спрыгнул со скалы, и, если Бог существует, то он обязательно спасет его. Но Иисус не спрыгнул со скалы. Я не знаю, как на самом деле все обстояло, но Иисус тогда ответил: «Не искушай Господа Бога твоего». Что бы это значило?

- Иисус не верил в Бога, поэтому не спрыгнул со скалы? – ошеломленно спросил я, - Я много раз перечитывал Новый Завет и ни разу не задумывался об этом.

- Так вот, подумай. Для меня это величайшая загадка, так пусть и для тебя будет. И не слушай священников. Они объяснят тебе это искушение Христа так, как сами того пожелают.

- Я понял, Учитель.

- Раз так, то начнем. Входи.

Дата добавления: 2017-01-13